Быть Иосифом Бродским. Апофеоз одиночества. Владимир Соловьев
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Быть Иосифом Бродским. Апофеоз одиночества - Владимир Соловьев страница 16

СКАЧАТЬ черту…

      И годом раньше, в одном из сонетов к Марии Стюарт: «Во избежанье роковой черты, я пересек другую – горизонта, чье лезвие, Мари, острей ножа».

      Так Вы были потеряны для Ленинграда и России – тогда казалось, что навсегда – и найдены, приняты другим миром, хотя житейская везучесть разве что амортизировала приземление, потому что трагедия вовсе не в пространственных перемещениях бренного тела:

      В настоящих трагедиях, где занавес – часть плаща,

      умирает не гордый герой, но, по швам треща

      от износу, кулиса.

      К этому сюжету-вопросу – кто герой разыгрываемой в жизни (или жизнью?) трагедии? – Вы возвратитесь спустя два года после «Колыбельной трескового мыса», которую я только что цитировал, в стихотворении «Пятая годовщина» (отъезда из России, поясним читателю):

      Я вырос в тех краях. Я говорил «закурим»

      их лучшему певцу. Был содержимым тюрем.

      Привык к свинцу небес и айвазовским бурям.

      Так, думал, и умру – от скуки, от испуга.

      Когда не от руки, так на руках у друга.

      Видать, не рассчитал. Как квадратуру круга.

      Видать, не рассчитал. Зане в театре задник

      важнее, чем актер. Простор важней, чем всадник.

      Передних ног простор не отличит от задних.

      Деперсонализовав таким образом трагедию – что она, в самом деле, в просторах скорее все-таки времени, чем пространства! – Вы кончаете стихотворение и вовсе махнув на себя рукой:

      Мне нечего сказать ни греку, ни варягу.

      Зане не знаю я, в какую землю лягу.

      Скрипи, скрипи, перо! переводи бумагу.

      И больше того: «Человек превращается в шорох пера по бумаге» либо «От всего человека вам остается часть речи» – название одной из Ваших книг. Пока герой не исчезает вовсе, окончательно, без следа: «…совершенный никто, человек в плаще, потерявший память, отчизну, сына; по горбу его плачет в лесах осина, если кто-то плачет о нем вообще».

      Здесь я хочу сказать о последствиях Вашего отъезда – совсем иных, чем Вы (верю, не из кокетства) предполагаете: «Теперь меня там нет. Означенной пропаже дивятся, может быть, лишь вазы в Эрмитаже. Отсутствие мое большой дыры в пейзаже не сделало…» Я свидетель обратного, ибо прожил там на пять лет дольше Вас (сначала в Ленинграде, потом в Москве) и уехал через пять дней после отмеченной в Вашем стихотворении пятой годовщины – 9 июня 1977 года.

      За эти пять лет климат в стране – а тем более в Ленинграде, который есть страна в квадрате, что бы в той ни происходило – безнадежно ухудшился, а для художников стал и вовсе невыносим. И здесь обнаружилась странная взаимосвязь – чем хуже становилось в стране, тем больше мастеров ее покидало, а чем больше ее покидало, тем становилось все хуже и хуже. Наверно, можно и стоит говорить не только о художниках, но и про ученых, инженеров, врачей, журналистов, да хоть обывателей – с их отъездом в теле общества, а значит, и государства образовалась скважина, каверна, зияющая пустота, и эта СКАЧАТЬ