Скорее вскочила на ноги и бросилась из домика.
Пожар! Не иначе, пожар в Академии-то!
– Куды-ы, Ведянка?! – зашипел тотчас появившийся Рыська.
– Оденься сначала! Успеешь еще на построение, – пробурчал фамильяр.
А до меня вдруг стало доходить. С трудом, но стало.
– Рыська, это что ж за звон-то такой? Вот так созывают на построение? – у меня даже ноги затряслись и я скорей привалилась к открытой двери.
– Эх, Ведянка… И о чем ты только думаешь-то? – фамильяр нахмурился. – На браслет свой хоть глянь.
Я глянула. На браслете сиял почему-то синим цветом камешек.
– И что это значит? Он синим, а не зеленым светит.
Рыська даже глаза вытаращил:
– Так ведь сигнал, что вставать пора и на построение идти. Ла-аврик говорил же.
Вот не помню я ничего про это. Говорил он, что только два сигнала там, ну, и еще какие-то, мне сейчас не нужные.
Вот тебе и не нужные…
Это что ж он промолчал-то? Вот паршивец. А я еще думала ему мазь сделать, от прыщей.
Посмотрела на мигающий синим камешек, взяла да со злости и нажала. И что вы думаете? Звон сразу прекратился.
Уфф…
Посмотрела на браслет, руку повертела. Тишина и покой. Ничто нигде не мерцает, ничто нигде не звенит.
Схватила форму эту, срамную-то, и скорее натягивать.
А поверх, конечно, юбки свои надела. Чтоб ведьмочка, внучка Эржбеты Маленской да в таком виде перед ректором заявилась? Ни за что!
И бегом, бегом кинулась к ректорскому дому.
Ой!
А я ведь и не знаю, где это построение будет-то. Юбки мешали страшно. Смотрю, мимо дома ректора пробежали двое парнишек. Припустила дальше, вслед за ними.
И правильно сделала.
Они меня и вывели на небольшую площадку, на которой уже стояли, переминаясь с ноги на ногу адепты.
Одеты все были, и даже Тильдушка, которую я и не сразу признала, в форму-то эту специальную.
Тильдушка в ней ну прям пацаненок-пацаненком, и худющая такая, чисто Лаврик.
И Лаврика тоже заприметила. Стоит, зевает и головой по сторонам крутит. Меня заметил, и рот открыл. А я ему пальцем погрозила. Почему не предупредил меня про эту побудку их? Так и родимчик можно схватить, со сна-то.
Лаврик только глаза широко открыл и замотал головой.
Вот чего это он?
А потом все адепты вдруг перестали зевать и шевелиться, и в центре площадки появился огромный мужчина сурового вида. Светлая мать… Вот страсти-то.
Он был лысый совсем, а голова повязана платочком. На щеке шрам синеватый, от губ до виска тянется.
В селе у нас так женщины повязывали косынку, когда солнце слишком припекало.
А тут мужчина. И смотрит так, будто дырку того и гляди, прожжет.
СКАЧАТЬ