Когда немножко полегчало и стало можно говорить о купцах-просветителях, в библиотеке повесили портрет Федотова. Его приколотили в фойе рядом с ленинским портретом. Потом Ленина сняли, а наш пока еще висит. Наш говорю, потому что теперь мы родственники, купец Федотов приходится моему мужу прапрадедом.
А я всегда смеялась над этим купчишкой в сюртучке. Как прихожу за книжкой – так на портрет смотрю и думаю: «Ах ты, морда крестьянская! Ведь только в люди выбился – и сразу книжки ему подавай!»
Я просто так разглядывала портрет, из любопытства. Он мне казался похожим на театральную афишу, потому что слишком много там было характерных деталей. Бородка клинышком, сюртук – явно тесноватый, лоб крестьянский, упрямый, как у бычка, нос, русский нос картошкой. И цепь, конечно, золотая. Цепь от часов свешивалась из кармана… А самое прикольное – проборчик. Пробор купеческий, как на советских карикатурах, меня смешил неимоверно! К тому же вот в жизни я бы не подумала, и в страшном сне мне не могло присниться, что у моего сына будет такой же крестьянский шнобель! А вот на тебе – точно такой же, как у купца…
Заведующая библиотекой потомства не оставила, но вырастила дочку старшего брата, бабушку моего мужа. Вот тут они и жили, в зеленом домике. И от него после уплотнения осталась только половина, но достался кусочек сада, и в нем сохранились Гигантские Бергамоты. Все соседи срубили старые груши, а заведующая свои берегла. И фотографии семейные она сохранила, и кресло из отцовского кабинета, и даже черный рояль перетащила из библиотеки в зеленый домик. До сих пор никто не знает, как она его всунула в маленькую гостиную. Рояль несколько раз пытались вынести, снимали ножки, но он не проходил ни в одну дверь. Так и остался в доме, старичок «Блютнер».
Антон поднял крышку, посмотрел на клавиши, припоминая, чему его учили в музыкальной школе. Он осторожно изобразил первую фразу из «Лунной сонаты»… Это была шутка, конечно. Романтический репертуар не для нас. И пульса учащенного я не припоминаю, и голова не кружилась, и сумерки в саду, и светлячки, и бабочки под фонарями – все это были просто светлячки и бабочки, а вовсе не иллюстрация к романтической сказке. Я была спокойна, я нигде себя не чувствовала так спокойно, как в этом старом доме с паровым отоплением.
Антон улыбнулся и сбацал «Цыганочку». А я опять расхохоталась – мне вдруг с чего-то показалось, что и черный рояль тоже мой. Я покрутила юбкой и села в кресло – в то самое, что сохранилось от купца. Лак облупился, кожа потерлась, этому креслу было лет двести. Купец, должно быть, иногда в нем отдыхал. Сидел себе, покуривал сигару… Я качнулась пару раз, даже не подозревая, что кресло волшебное. Чуть позже наш папочка любезный рассказал, что как только он сел в это кресло, так сразу же его и примагнитило, и он сказал себе четко и ясно: «Все, больше я отсюда не уйду».
А СКАЧАТЬ