В ложе тут же с деловым жужжанием запорхали официанты, восстанавливая поруганный интерьер и сервировку стола.
Потом появился неожиданно веселый метрдотель все с той же застенчивой девушкой-зайцем за спиной.
– Михаил Дмитриевич,– обратился он ко мне.– Все ли в порядке? Может быть, врача для вашего друга?
Я подумал, что пара санитаров тут бы точно не помешала, но вслух попросил лишь счет.
– Уже уходите? – с искренним огорчением спросил улыбчивый метрдотель.
Я кивнул.
– Еще что-нибудь? – спросил он на прощание.
– Да,– вспомнил я.– Найдите мне Николь. Девушка. Я с ней пришел. Куда-то задевалась, понимаете?
– Будет исполнено,– понимающе улыбнулся метрдотель и ушел, обнимая за талию не сопротивляющуюся даже для вида девушку-зайца. Устали они все к концу смены, похоже.
Ганс окончательно пришел в себя и даже кое-что вспомнил.
– Михась,– спросил он, разглядывая свои поцарапанные кулаки,– мы чего, буцкались тут серьезно?
– Угу,– промычал я и вдруг почувствовал, как завибрировала рация в моих руках.
– «Двадцаточка», ответим «третьему». На Ленина, тридцать семь, грабеж. Посмотрите там вокруг, двое в темном, среднего роста, вещи унесли в руках.
Ответа «двадцаточки» я не услышал – видимо, отвечали на другой частоте.
– Менты! – всполошился Ганс, подскочив на диване.– Уходим, Михась! – заголосил он.
Я выключил рацию и тоже встал.
– Подожди. Сейчас пойдем.
В ложу вошла Николь с белым от ярости лицом. Не останавливаясь, она пересекла ложу, подошла к нам с Гансом и процедила сквозь зубы:
– Эй вы, два недоумка. Особенно ты.– Она ткнула пальцем Гансу в живот, и его качнуло от неожиданности.– Наш счет составил триста пятьдесят тысяч, из которых триста – твой дебош.
Она показала нам какую-то бумажку с печатями и снова яростно ткнула Ганса в живот.
– Ты, урод, понимаешь, что так нельзя? Мы тратим за раз столько, сколько планировали потратить за неделю.
Ганс расправил плечи.
– Я один на триста тысяч дебош учинил? Охренеть! Супер!! – восхищенно оскалился он.
Николь молча развернулась и пошла на выход.
Мы остались стоять, задумчиво глядя друг на друга.
– Триста тысяч! Жаль, пацаны не поверят,– поделился со мной сокровенным Ганс.
Я взял со стола чистую салфетку и вытер лицо. Если Николь сейчас не вернется, у нас один путь – в казарму. Еще два месяца смертельной тоски и тупых приколов. Причем, чем ближе дембель, тем тоскливее последние денечки – начинаешь считать буквально часы, а то и минуты.
Кудряшки Николь, уже тщательно уложенные и приправленные лаком, показались в дверном проеме минут через двадцать.
– Ну СКАЧАТЬ