И коричневое школьное платьице, и задорный хвостик с пышным белым бантом, и даже октябрятская звездочка на лямке фартучка – всё Юле шло.
Пыхтя, первоклашка затягивала тугую «молнию», когда по лестнице поспешно спустилась Рита – одетая, накрашенная, но в тапках. Мимоходом чмокнув меня, она картинно застонала, набиваясь на жалость:
– Везет же некоторым… А мне еще целый час добираться!
– Зато – столица, – наставительно поднял я палец, – и табун поклонников.
Жена смешливо прифыркнула, накидывая короткую шубку.
– Время пленять прошло… – вздохнула она, не слишком, впрочем, печалясь. – Тридцать годиков!
– Подумаешь! – хмыкнул я. – Софи Лорен или… Джина Лоллобриджида как раз в тридцать и расцвели только. А ты из их числа.
Хотел сперва упомянуть не Джину, а Монику Белуччи, но вовремя вспомнил, что этой красотке всего двадцать пять, и она пока не слишком известна.
Рита молча обула изящные сапожки, и выпрямилась, рассеянно оглаживая вязаное платье. Ее губы то изгибались в туманной улыбке, то приоткрывались, словно не решаясь молвить заветное. Я с удовольствием наблюдал за девушкой – да, именно за девушкой, а не за молодой женщиной, пусть даже ухоженной и шикарной!
– Миша… – смущенно вытолкнула Рита. – Мы на днях… Я с Инной… Да, с Видовой. Инна сама позвонила мне… – она заторопилась. – В кафешку зашли, по запретному эклеру слопали… В общем… М-м… Инна привела Гайдая. И… Он зовет меня сниматься!
– Поздравляю! – сказал я удивленно и обрадованно. – Такую красоту надо обязательно запечатлеть.
Девушка зарделась.
– Я серьезно, Миш! – ее голос прервался от волнения.
– Так и я полон серьезности! – не сразу, но мне удалось выбраться из мякоти кресла. – Снимайся, конечно! Тем более, у такого режиссера. Пусть весь Союз увидит, какая ты у нас красавица! Да, Юль?
– Ага! – охотно поддакнула доча. – У мамочки ножки ровные, ты сам говорил! Помнишь?
– Стройные, – заулыбался я, мечтательно заводя глаза к потолку: – И восхитительно длинные!
– Да ну вас! – румянец нежно окрасил Ритины скулы. – Кроме ног от ушей надо еще что-то между ушами иметь. Талант, например. Иначе на экране выйдет не героиня, а функция!
– Риточка, – проникновенно заговорил я, – а кто сказал, что ты лишена способностей? Поверь мне, каждая женщина – немного актриса, это зашито в генах! У тебя когда пробы?
– З-завтра, – пролепетала «старлетка».
– Вот и расскажешь вечером, как тебя Леонид Иович хвалил!
– Ох, не зна-аю! – заныла Рита. – Я бою-юсь!
Пришла моя очередь тискать и ворковать.
– Чего ты? Всё будет хорошо, и даже лучше!
– Ох, ладно… – наша звезда торопливо засобиралась, пряча стеснение за суетливостью. – Еще не хватало мне опоздать! Юлечка, ты оделась?
– Да, мамулечка!
– Рит, Юльчонка и сам отвезти могу, – вызвался я.
– Нет-нет, мы успеваем! Мне же всё равно по дороге… Так… Ничего не забыла? – Рита завертела головой, оглядывая холл. -Ключи… Радиофон… Вроде, в сумке. Чао-какао!
– Чава-какава! – радостно попрощалась Юля, попой отворяя тугую дверь.
– Только про кино никому! Ладно, Юлиус? – донесся Ритин голос, звуча за порогом.
– Ладно, мамулиус! – вызвенел ответ, и створка закрылась. Мягко щелкнул замок.
Улыбаясь по инерции, я прошаркал на кухню. За окном белел двор, сверкая на солнце ночной порошей. Слабый ветер порою тревожил ветки сосен, и снег просыпался искрящимся дымом.
Ворча, из гаража выкатился зеленый «Москвич-417».
Он мне сразу понравился, стоило его увидеть на «фестивале», как называли площадку перед магазином «Автомобили». Ладная, юркая машинка, смахивавшая на «Ниссан-Ноут» из будущего.
Я даже переплатил барыгам со 2-й Южнопортовой – уж очень «Москвичонок» подходил девушке. Как шубка…
…Обе моих красавицы усердно помахали мне – Юлька даже двумя руками – и выехали за ворота. Рита водила очень осторожно – автомобиль у нее двигался плавно и не быстро, на улице я его сразу узнавал, как женщину по походке.
«Москвич» мазнул зеленым бликом, и скрылся за поворотом.
Я пригнулся, выглядывая в небо. В белесой рванине туч ширились голубые прогалы, обещая ясную студеную высь.
«У индивидуалистов не извилины, а загогулины, СКАЧАТЬ