– Ваша дочь коллекционирует куклы? – спросил он громко в раскрытую дверь. В коридоре тут же послышались торопливые шаги, и на пороге возникла хозяйка.
– Ну, конечно, ей нравятся куклы. Она же девочка. И потом, ну посмотрите, они же просто потрясающие. Эту, – она показала на сидящую в плетеном кресле фарфоровую даму с зонтиком, – мы привезли из Милана. А эта из Японии. Посмотрите на ее кимоно. Это точная копия одеяния высокородных японок девятнадцатого века.
– Я вижу, вы разделяете страсть дочери.
– Куклы – моя слабость, – проговорила хозяйка. Она хотела что-то еще добавить, но в дверь позвонили, и она пошла открывать.
В прихожей послышались голоса, и несколькими минутами позже в комнату вошла Ксения. Она так же, как и ее мать, была не очень-то довольна визитом следователя. Ксения прошла мимо Бориса и бросила футляр со скрипкой на кровать. Развернулась к следователю в немом вопросе.
– Мы можем поговорить?
– Вы снова хотите спросить про Свету?
– Нет. Я хочу, чтобы ты рассказала мне о занятиях у школьного психолога. Блохина Ильи Витальевича.
Ксюша нахмурилась и отошла к окну.
– А что конкретно вас интересует? – не поворачиваясь, спросила она.
– Всё. Как долго он занимался с тобой, как часто приходил, когда ты болела, о чем вы разговаривали?
Ксения молчала, но Борис видел, как напряглась ее спина.
– Ты можешь сесть? Мне не очень приятно разговаривать с твоей спиной.
– Не очень приятно? – усмехнулась она. – А мне не очень приятно, что вы лезете в мою жизнь, – она развернулась к нему и, заложив руки за спину, оперлась ими о подоконник.
– Да, наверное, так и есть, – проговорил Борис, обдумывая, как исправить положение. – Любишь музыку? – спросил он, кивнув на лежащий на кровати черный футляр.
Губы девочки искривила брезгливая усмешка.
– Обожаю, – с наигранной веселостью ответила она.
Бориса обескуражила перемена в поведении Ксюши. Эта злая напускная веселость, которую он много раз слышал в голосе Ани, видел в резких нервных движениях рук, кривящейся на лице бесноватой улыбке. Словно внутренняя неудовлетворенность, почуяв свободу, выглядывала из ее глаз, опаляя окружающих лихорадочным жаром приближающейся истерики.
– Тебя кто-то обидел? – спросил он.
Перекошенные злорадством черты лица расслабились, и она, ссутулившись, уставилась перед собой.
– Вам никогда не казалось, что вы в клетке? – совершенно безэмоционально спросила она в пустоту. – Дом – клетка, школа – клетка, вся жизнь – лабиринт из клеток, выхода из которого нет. Тебе говорят: он точно есть, нужно приложить усилия, перетерпеть, просто захотеть. А вся правда в том, что еще никто его не нашел – выход, – она подняла на Бориса глаза.
По ее взгляду было видно, она ждет не ответа, а лишь немого признания собственной СКАЧАТЬ