Темное солнце. Эрик-Эмманюэль Шмитт

Чтение книги онлайн.

      – Я тебе это напомню, когда ты снова потребуешь безделушек.

      – Отличная мысль, ведь я наверняка забуду! – воскликнула она.

      Наконец мы отправились. Я с сожалением покидал это обширное озеро, где мы провели наш третий медовый месяц. Окрестности его были так же бедны растительностью, как воды его – рыбой, но я любил его царственную недвижность, песчаные берега, окаймленные солью, ленивый шепот вод, странные оттенки которых меня завораживали, изумрудные в полдень, бледно-алые на закате, жемчужные или серо-зеленые на заре.

      Мы двигались в сопровождении двух осликов, тощих, облезлых и измученных жаждой. Помимо наших пожиток они везли соль – нашу валюту на будущее.

      Во времена, когда случайные встречи заменяли карту местности, а расстояния измерялись длительностью переходов, путнику приходилось полагаться на слова незнакомца.

      – Ближайший колодец? В пяти днях пути! – буркнул старик с лицом, иссеченным морщинами, и его узловатая рука махнула в неопределенном направлении; он пропалывал скудное поле.

      Можно ли ему верить? Если не ему, то кому? Нура не доверяла существам, вид которых ее отталкивал. Из беззубого рта может исходить только глупость, полагала она, от уродца – лишь бессмыслица. К неказистым, несчастным и больным Нура относилась настороженно и осуждала мою доверчивость:

      – Ноам, не слушай эту уродину! – возмущалась она, когда я обратился к бедной женщине с иссохшими ногами, которая ползла по галечнику, как краб.

      Был ли у нас выбор? Эту скудную землю населяли немногие. На одного бодрого весельчака приходились десятки рахитичных детей, скрюченных стариков, страдальческих лиц и обсиженных мухами глаз. Нура была уверена, что нищеброды нарочно порют чепуху, чтобы нам насолить.

      – Нура, но почему ты считаешь, что молодость и красота честнее? – спросил я у нее однажды поутру.

      Она пожала плечами, раздраженная, что я ее уличил в предвзятости суждений, но назавтра снова усомнилась в моей правоте.

      Однако собранные по крупице сведения оказывались более-менее достоверными. Мы недооценивали солидарность тех, кто отваживается жить в неблагоприятной среде; дело не в том, что в пустыне или в открытом море люди перед лицом опасности развивают в себе лучшие человеческие качества: просто они знают, что щедрость здесь спасает жизнь, а спасение порой зависит от нескольких слов. В основе солидарности лежит вовсе не доброта, а здравый смысл.

      Полгода мы брели от оазиса к оазису; одни были бедны – пруд и колодец, – другие великолепны: финиковые пальмы щекотали небо и давали целебную тень гранатовым деревьям и сикоморам, а на земле фермеры выращивали пажитник, овощи, земляной орех, ячмень, и их напевы сливались с блеяньем коз, чириканьем пустынных воробьев и комариным звоном[16].

      Поначалу мы задерживались только для ночевки, но со временем стали продлевать наши остановки, объясняя их резонными доводами – «У меня ноги стерты в кровь», «Ослы падают от усталости», «Давай поджарим мяса», «Нас никто СКАЧАТЬ