Шелопут и Королева. Моя жизнь с Галиной Щербаковой. Александр Щербаков

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ style="font-size:15px;">      – Не веришь, что ли?..

      Тошно им было обоим. От неумения сблизиться, понять друг друга. И пришла мысль, что совершили они оба ошибку» («Сентиментальный потоп»).

      И только уже в момент состоявшегося разрыва нежданно случившийся потоп, жесткая коммунальная стихия совершила коммуникативное чудо.

      «Было так страшно, что они в отчаянии сели рядом на стоящую в воде кровать, потому что ноги их не держали. Было ободрано и – тихо, тихо… И в этой тишине они вдруг услышали друг друга, потому что оба были славные, хорошие, оглохшие в шуме люди.

      – А я все равно хотел обои менять, – сказал Николай. – Ты какие хочешь?

      – Мне все равно, – сказала Тоня. – Я только не люблю, когда салатовые.

      – Я тоже, – сказал он. – Салат, он зеленый, холодный. Не для семьи. И надо поискать дверные ручки, шпингалеты. Этим столько лет…

      – Я поищу, – сказала она. – Поезжу.

      И тогда он ее обнял.

      Она прижалась к нему и заплакала».

      Ну а вот у Владимира Ивановича случился полный облом.

      «В дверях стояла широкая баба в перекошенной юбке и спортивной адидасовской куртке со следами выдранной с мясом молнии. У нее были набрякшие глаза («Базедова болезнь», – подумал Владимир Иванович) и сильно обвисший подбородок.

      – Извините, – сказал он. – Ольга Михайловна дома? – Как легко вспомнилось отчество, на раз.

      – Ну, – ответила баба.

      – Я тут проездом. Я ее одноклассник. Хотел встретиться. Когда она будет?

      – Кто? – спросила тетка, и в голосе ее был какой-то странный ядовитый смешок.

      – Ольга Михайловна. Оля…

      – Заходи, – сказала баба. Она повернулась спиной, и он увидел, что юбку ее крепко защемили ягодицы, и было в этом заде даже что-то величественное в его полном равнодушии к миру смотрящему.

      И он покорно шел за этим телосложением, испытывая перед ним даже некую робость.

      – Ты как был дурак, Вовка, так им и остался, – говорила идущая впереди него природа…»

      Надо ли объяснять, что опустившаяся, глушащая стаканом водку баба и была той Олей.

      «…Все-таки он поднял на нее глаза. Она стояла к нему боком, смотрела в окно, и ягодицы по-прежнему крепко держали ее юбку. Он резко отвернулся от этой картины, но заметил, как разлапистая ладонь незаметно смахнула с лица слезинку. Ему тоже захотелось плакать».

      Что, страшно?! Еще как. А писатель Галина Николаевна честно сказала:

      – Это я про тебя написала.

      Без тени юмора. Она написала не про меня, а для меня. Как бы глядя в мой безрадостный завтрашний день. Я злился на нее. Но больше – боялся. Боялся закаменевшего бледного лица.

      Кажется, объяснил сам себе историю с неотвеченным письмом? Но… опять вспоминаю: про потерю опоры, про «окажусь в пустоте», про «будет совсем худо…».

      А сейчас и мне от этого худо. И ничего не вернуть.

      Почему-то СКАЧАТЬ