И именно это объясняло, почему люди, несмотря на все предвестья бед, чуяли их ― но не делали ничего, чтобы предотвратить.
Письмо пришло с вечерней газетой. Газету дедушка просмотрел и отшвырнул ― он читал только те статьи, в которых упоминался он сам, и ещё роман с продолжаением на предпоследней странице. Но сейчас ему было не до литературы.
Вместе с газетой пришло письмо ― большая редкость в то время. На конверте из неожиданно дорогой и плотной для военных времён бумаги, стоял только адрес и имя, старательно выписанные в не очень популярном стиле чжанцао.
На почте конверт специально завернули в газету, чтобы не вызвать подозрений у излишне ретивых активистов Ассоциации Соседей.
Дедушка держал запечатанный конверт двумя пальцами и смотрел на него, как на величайшую драгоценность.
– Кто знает, внучек, может быть, это от женщины…― мечтательно произнёс он.
– От какой женщины?― спросил Кимитакэ.
– Сейчас вот узнаем. Пахнет,― Садотаро понюхал конверт,― почему-то глицинией.
Он нацепил пенсне и долго искал канцелярский нож ― потому что рвать такой прекрасный конверт было бы непристойно. В конце концов Кимитакэ не выдержал и сбегал за своим. Садотаро осторожно разрезал бок конверта, потом поднялся и подошёл к открытой двери, что вела в сад.
Почему-то все важные или хотя бы проникновенные письма хочется читать на пороге в сад, словно хэйянские аристократы, и чтобы луна выглядывала из-за чёрной вязи ветвей ― тем более, что как раз стояло роскошное полнолуние.
Он достал из конверта лист такой же изысканной рисовой бумаги. Обратная сторона была чистой. Развернул. В письме был написан один-единственный иероглиф.
Кимитакэ запомнил этот иероглиф на всю жизнь. Но не записал его в дневник и никогда никому не говорил, что это был за значок.
Поэтому мы не знаем, что именно там было.
Какое-то время старик просто озадаченно рассматривал бумагу.
А потом внезапно иероглиф ответил.
Он вздрогнул. А потом вдруг быстро, как язык лягушки, хватающей комара, вырвался из страницы и врезался старику под горло.
Садатаро захрипел, выронил конверт и листок, замахал руками, пытаясь удержать равновесие.
Но было слишком поздно.
Чернильная синева расползалась по горлу. Он захрипел, задыхаясь, взмахнул руками в последний раз и рухнул прямо на пороге.
Подёргался ещё. И утих.
А конверт и листок спланировали куда-то в ночной сад.
Это был тот самый случай, про какие говорят: утром – румянец на лице, а вечером – лишь белые кости.
Кимитакэ СКАЧАТЬ