Знаменосец. Александр Строганов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Сирота я. Видите как?.. Формально пусть будет Николай, раз уж так вышло. Многие, не вникая в суть, так меня и кличут… Кулик. Так лучше всего. Не птица. Хотя, как знать?.. Что же касается родственников, знаете, родственники чаще всего становятся родственниками уже после смерти. Скатерть постелить, да ягодки поклевать. К слову, рябина – ягода красивая, но на мой вкус горчит. К слову, птицам так не кажется… К слову, имеет значение, в честь кого выбирают имя. Был я вхож в одну семью, где ребенка назвали в честь чемпиона мира по шахматам Марселя Дюшана. Вскоре мальчик тронулся умом.

      – Марсель Дюшан не был чемпионом.

      – Что?

      – Марсель Дюшан не был чемпионом мира по шахматам.

      – Возможно. Но мальчик об этом так и не узнал. Ибо тронулся умом… Да, с этими именами много печали. Много радости, но и печали много… Потом, позже, уже в лучшем мире настоящее имя отыщется. В лучшем мире самими собой будем. Все. Наконец-то… А мы уже там. Не приходило в голову? В лучшем мире времени не существует. И прошлое, и настоящее, и будущее – все там. Бесконечная панорама. Так что на трогательную встречу с ушедшими близкими и друзьями рассчитывать не приходится, ибо не может быть прощания. Равно, как и приветствия… Нет, прощание, конечно, происходит, но не там, где положено, а здесь, в плохоньком театре, именуемом земной жизнью.

      – Обычно с покойными прощаются там, где они жили.

      – С чего это вдруг?

      – Так принято.

      – Кем принято? Когда принято?

      – Не знаю.

      – Соблюдают ритуал? Так это называется?

      – Соблюдают ритуал.

      – Видимость. Все не то, и не так. Говорю вам, мы не ведаем, где в действительности живем. То, что мы называем земной жизнью – представление театрального кружка. Не больше.

      – Но люди-то всерьез умирают?

      – Видимость.

      – Да как же «видимость»?! – не унимался я. – Это – горе! Я хоронил, знаю.

      – Для близких – горе, не спорю. А сама смерть – видимость.

      – Для вас, может быть, и видимость, а мы подлинную смерть наблюдаем.

      – «Наблюдаем». Именно это слово. Очень точно.

      Кулик сказал:

      – Милкин, таксидермист из любимой супруги своей, когда умерла, чучело сделал. Прямо как закладчик в «Кроткой» у Федора Михайловича.

      – А разве он из жены чучело делал?

      – А чем же он занимался?.. Фигурально, конечно… С ума сошел или по причине особой любви? Как думаете?

      Кулик излагал свои абсурдные идеи уверенно, спокойно, с нотками снисходительности. При этом он совсем не походил на бредового больного – уж я повидал бредовых больных. Нет, передо мной был какой-нибудь умудренный опытом сельский философ, бесконечно терпеливый, но давно потерявший надежду быть не только, что понятым – услышанным своими простецкими земляками.

СКАЧАТЬ