В окопах Сталинграда. Виктор Некрасов

Чтение книги онлайн.

      Валега приволакивает с Волги два ведра воды, разогревает на примусе, потом скребет мне спину рогожей. Вода с меня черная, как чернила. А сам я красный, и все тело чешется. Валега смеется.

      – Я вам сейчас немецкое белье дам. Шелковое. Ни за что вошь не заведется. Скользит – не держится.

      Я натягиваю тонкие лазоревые кальсоны и рубаху, бреюсь и иду к Карнаухову. Сидя на корточках и скосив глаза в крохотный осколок зеркала, приткнутый к полуразрушенной стенке, он скребет подбородок.

      – Ну, как жизнь?

      Карнаухов улыбается сквозь пену, встает.

      – Так и до конца войны жить можно… Забастовал что-то фриц.

      Я присаживаюсь рядом.

      Кругом одни трубы. Домов нет. Черные, дымящиеся еще кое-где балки и трубы, трубы, зловещие черные трубы на прозрачном, почти крымской чистоты, небе. Почему-то трубы всегда сохраняются. Будто нарочно их кто-то оставляет, чтоб напомнить, что был здесь когда-то дом, поселок, город, а сейчас вот что осталось.

      Я сижу на столбе. По-видимому, это когда-то были ворота. Еще фонарь с номером сохранился. Треугольный синий фонарь и надпись: «2-й Косой пер. № 24. Дом принадлежит Агарковой И. Н.». На куске стены, неизвестно почему сохранившейся, вывеска: «Мужской и дамский портной Авербух. Прием заказов». Розовощекий субъект в глаженых брюках и котелке сосредоточенно-равнодушно смотрит с вывески на меня, точно гипнотизирует. У них всегда такой взгляд, у этих вывесочных красавцев, – куда бы вы ни шли, они все время на вас смотрят.

      – А у вас тут спокойно, – говорю я.

      – Это сейчас только. А вообще не очень. Я побриться только выскочил, в норе повернуться негде, весь изрежешься.

      Мучительно сморщившись, Карнаухов добривает верхнюю губу. Я подчищаю ему затылок, и, захватив бритвенные принадлежности, мы вползаем в нору. В норе печка, стол с подрезанными ножками, два стула. В углу связист с привязанной к голове телефонной трубкой. Еще двое бойцов. Чадит лампа, сплющенная из артиллерийской гильзы. На стенке – календарь с зачеркнутыми днями, список позывных, вырезанный из газеты портрет Сталина и еще кого-то – молодого, кудрявого, с открытым симпатичным лицом.

      – Это кто?

      Карнаухов, перехватив мой взгляд, конфузится.

      – Джек Лондон.

      – Джек Лондон?

      Карнаухов стоит против света, я не вижу его лица, но по просвечивающим ушам вижу, что он покраснел.

      – Почему вдруг Джек Лондон?

      – Да так… Уважаю его… Вот и… Молока хотите?

      – Молока? Здесь? Откуда?

      – Сгущенного… Американского. Ребята достали.

      Я с удовольствием облизываю ложку густого, приторно-сладкого, похожего на липовый мед молока.

      – А все-таки откуда у вас этот портрет?

      – Откуда? – смеется Карнаухов. – Из госпиталя, конечно. Я там всю библиотеку перечитал. А «Мартина Идена» не успел. СКАЧАТЬ