Рождение Российской империи. Концепции и практики политического господства в XVIII веке. Рикарда Вульпиус
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Рождение Российской империи. Концепции и практики политического господства в XVIII веке - Рикарда Вульпиус страница 41

СКАЧАТЬ rel="nofollow" href="#n308" type="note">308. Обращение к источникам этого не подтверждает: в летописях постоянно говорится о «пленении» (в полону вывели) или о статусе «пленников» (полоны), в который добровольческие отряды (хотячие люди) по приказу Ивана III перевели часть коренного населения, но не о заложниках309. Нельзя исходить из того, что под «пленниками» и «заложниками» понималось одно и то же, поскольку в Киевской Руси, как позже и в Московском государстве, между этими двумя феноменами существовало четкое различие310. К тому же понятие таль, которое еще во время монголо-татарского иностранного господства играло определенную роль в отношениях русских князей друг с другом и с Западной Европой, во время Ивана III не использовалось и в конце XV – начале XVI века было утрачено311.

      Как и прежде, отсутствует какое-либо указание на взятие заложников в связи с методами подчинения, с помощью которых Иван III как великий князь Московский обязал лидеров этнических групп в западно-сибирской Югорской земле, «князей» Калпака и Течика, принести присягу и платить дань, дал им право осуществлять княжеское правление в Югорской земле («князь великий их пожаловал югорским княжением») и затем отправил домой, выдав им жалованную грамоту312. Даже присяга, которая приносилась в начале процесса покорения Казани в 1550 году, не содержала обязательства предоставлять заложников313. Таким образом, отсутствуют свидетельства связи раннего этапа существования Московского государства и заложничества (таль) в какой-либо форме времен Киевской Руси и тем более Золотой Орды.

      Только когда Московское государство вследствие знаменательного завоевания Казани, в тот период самой крупной державы в регионе, вступило в контакт с этим краем, где благодаря османскому влиянию заложничество было обычной практикой, эти методы прочно интегрировались в репертуар московской политики подчинения и имперской реализации власти. Произошло ли это в результате диффузионного акта культурного обмена или сознательного культурного трансфера – здесь не важно. Но теперь, так или иначе, взятие и удержание заложников развились в составные элементы консолидации русского и российского владычества над нехристианскими народами. Регионом, в котором происходил этот культурный обмен или трансфер, стал Северный Кавказ.

      Поскольку в литературе зарождение и первоначальный характер московского заложничества либо остаются в тени, либо из‐за политических обстоятельств и ситуации с источниками не рассмотрены и не оценены достаточно основательно, следует уделить этому аспекту более пристальное внимание. Московское покорение мусульманского Казанского ханства коренным образом изменило политический ландшафт. Главы многочисленных этнических групп, которые населяли территории к востоку и югу от Казани, впервые послали посольства в Москву, добиваясь заверений в «дружбе», и даже были сразу готовы принести присягу на верность русскому правителю. Одним из ярких примеров СКАЧАТЬ

<p>309</p>

Устюжский летописный свод (Архангелогородский летописец). М.; Л., 1950. С. 86, 94, 95.

<p>310</p>

Как правило, в российском контексте заложник в отличие от пленника считался только временно удерживаемым человеческим залогом. Согласно предписаниям царского правительства их хорошо содержали и регулярно обменивали. В источниках между заложником (аманаты) и пленником (полоны, в отношениях с Крымских ханством ясыри) проводится четкое различие, как концептуальное, так и понятийное. Однако был возможен плавный переход из одного статуса в другой, когда, например, заложник без согласия предоставившей заложника стороны становился или объявлялся пленником. Так, Москва приказала воеводе в Терске перевести Алегука, сына кабардинского князя, по причине «неверности» его отца из заложников (аманатный двор) в тюрьму. При этом речь шла о мерах вследствие так называемой порчи заложника, которые вступали в силу, если с точки зрения того, кто удерживал заложника, обязательства стороны, предоставившей заложника, не выполнялись. Грамота из Посольского приказа терскому воеводе <…> // КабРО. Т. 1. № 129 (26.07.1641). С. 200–202; Khodarkovsky. Russia’s Steppe Frontier. Р. 54 f. – Другие примеры из XVIII века, демонстрирующие разницу между заложником и пленником: о башкире Юкаеве – «которого отец здесь в аманатах и брат в полону». Сказка переводчика И. Г. Дуракова в канцелярию Главного правления казанских и сибирских казенных заводов <…> // МпиБ. Т. 6. № 89 (28.04.1736). С. 163–164, здесь с. 164. – Другой пример: Протокольная запись переговоров начальника Оренбургской комиссии И. Неплюева с ханом Абулхаиром <…> // КРО. Т. 1. № 96 (22.09.1742). С. 229–253, здесь с. 248.

<p>311</p>

Это с очевидностью следует не только из изученных автором источников, но и из данных, приведенных в статье «таль» в соответствующем словаре. Словарь русского языка XI–XVII вв. Т. 29. С. 210.

<p>312</p>

«Югорская земля» – собирательное название для ареала расселения ханты, манси и других малых неславянских групп. Устюжский летописный свод. С. 86. – Тот же порядок действий имел место, когда Иван III в 1483 году успешно сражался с вогульскими князьями Юмшаном и Каплой, сибирским «князем» Лятиком Югорским, югорским «князем» Пыткеем и югорским «великим князем» Молданом, которых в итоге привез Москву и обязал платить дань – также без требования о предоставлении заложников. Устюжский летописный свод. С. 95.

<p>313</p>

Летописец начала царства // ПСРЛ. Т. 29. М., 1965. С. 62–63 (1550).