Куба – любовь моя. Владимир Морозов

Чтение книги онлайн.

      – Ну как осторожнее, – возражал Сергей, – я что, нарочно что ли? Она сама надломилась ни с того ни с сего.

      За два года неистовых тренировок, чередующихся с болезнями и воспалениями, Сергей оброс сверху мускулатурой, мог самостоятельно пересаживаться с кровати на инвалидную коляску и по нескольку десятков раз отжиматься от пола. Ноги и кисти рук были, увы, по-прежнему мертвы.

      Отец сделал ему над кроватью турник, чтобы можно было сидя подтягиваться на руках. Сергей клал ладони на перекладину. Отец прижимал их к ней и держал до тех пор, пока Сергей делал упражнения.

      – Двадцать пять… двадцать шесть… – кряхтел Сергей, – ух, больше не могу, отпускай, пап.

      И откидывался без сил на подушку.

      – Еще девять подходов осталось. Я отдохну минут пять, а ты покури пока, – говорил он.

      Продувая беломорину и глядя в пол, отец выходил на кухню. Минут через пятнадцать возвращался, бодренький, и спрашивал: «Ну что, сынок, отдохнул? Продолжим?»

      Сергей никогда не торопил отца с кухни, догадываясь, что тот плачет в углу за холодильником, а потом сушит глаза у форточки, чтобы не дай Бог никто не заметил. Отставной майор Иван Кала-шин так и не смог оправиться от трагедии, постигшей гордость их семьи, Сереженьку. Года через два после возвращения сына в Москву он внезапно умер «от сердца». Гипертоник-мать пережила его на три месяца.

      Когда Сергей валялся в дерьме на госпитальной койке, оплакивая судьбу, ему и в голову не могло прийти, что существует или будет существовать нечто, за что бы он смог ухватиться и удержаться на этом свете. Позже, особенно после переезда в родительскую квартиру с женой и сыном, это несуществующее «нечто» стало проявлять себя в виде небольших – и побольше – зацепок, которые, как пленного Гуливера, со временем прикрепляли его все прочнее и прочнее к сущему.

      В его домашней аптечке уже давно дожидались своей минуты с таким трудом и изобретательностью добытые для ухода в иной мир «сонные» таблетки, о которых Сергей за суетой вспоминал все реже и реже. Тренировки, занятия с сыном, снова тренировки, снова сын, разбор шахматных партий… Школьный приятель уговорил его поучаствовать в шахматном турнире по переписке.

      Сергей согласился, а потом увлекся настолько, что стал штудировать теорию. Крошка сын не отходил от его кровати: «Пап, плочитай книжку» или: «Пап, ласскажи пло погланичников». Если Сергей был занят шахматами или учился выводить буквы – забирался к нему на постель с пластмассовыми солдатиками и часами играл в «погланичников», сооружая из одеяла «секлеты».

      – Мишенька, не мешай папе работать! Ты на горшочек ходил?! – кричала с кухни жена.

      – А папа? – отвечал Мишка, сползал с кровати, выволакивал из-под нее утку и пытался подсунуть под Сергея. Он не помнил отца здоровым.

      Как и предсказывал госпитальный полковник-хирург, после лечения СКАЧАТЬ