Пьяные снегири
Вале Чепеленко
Пора засушенных мимоз,
рябин настоянных на ветре.
От ветерка – острей мороз
и снегири пьяней на ветке.
Перебродивших ягод хмель,
спасенный крыльям от мороза:
с малиновых рябин капель
в снега и к памяти мимозам.
Друг перед другом снегири
слетая в красной канители
плели на снегах лабиринт
стяжками скатерти затейной.
Как в гнездах пыли воробьи,
елозя в белых, для веселье,
для солнечной их ворожбы,
валялись в ягодах осенних,
настоянных на покрова,
и первыми из мумитролей
тянулись к новым островам
раздутые от ягод с солью.
Их продолжалась воркотня,
мной не осознання взглядом…
Сменилась осень за три дня
безжизненным ее пейзажем.
но через раз, через плетень
я не выискивал их в сущем.
Их не сменила свиристель
веселая в лучах секущих.
Я помнил как обрывки дня
влетали в пьяные обьятья
заката, как потом – со дна
их красные бурели пятна.
Душная палата
Через Гефсиманский сад
на суд: с удушьем в палату,
в терновые круги, в ад
и – в трехнеделье кряду.
Понтий Пилата месть:
в мишенях квадраты окон,
заревом каждая весть,
с кровью, жарой, потом.
Слыша, куда все плывет,
не видел как из минаретов
свет падал. В ночь переход —
его летаргической метой.
Без лампы неполной луны,
тусклой через расстоянья
стирался текст неба, вины
моей, перед ней покаянья.
И бесконечность, и тишь,
охрипшие, шопотом ноты.
Я слышал: от желтых лиц,
отщелкивались темноты.
На мысли ловил себя,
как легче через преграду
в палате ловить снегиря,
при свете окон прохладу,
когда уплывала луна,
водой разбавляя чернила,
оттенками синего льна
все как-то еще светила
дорогу. До выхода, врат
орлом выпадала решка:
я шел через утренний сад
с ней на зеленых ветках.
Не помнил, когда до утра
память вернулась, одышка
с дыханием, бегом трав
исчезла. И – передышка!
И – медленная суета
вползала
с возней прикроватной.
Мне стены шептали: среда,
не понедельник кровавый.
С пропуском дней, с четверга
мне неожиданной спешка…
Вплывали с водой берега
и ночь – без ее отрезков.
И настежь любой секрет:
распахнуты окна, стены.
Лунных фантазий сюжет
без СКАЧАТЬ