Нудили голову думы. Бережно охватили они всю седую голову семидесятипятилетнего, крепкого ещё в корне старца. Скамья в переднем углу под образами, на какую он перебрался с печи, и та жалобно попискивала под грузным телом хозяина, похожего на медведя своей неуклюжестью и неповоротливостью. Это было только его место. На него не мог сесть никто за столом. Здесь на низком подоконнике маленького слепого окошка – только протяни руку – лежал спичечный коробок, трубка, пачки папирос «Север», «Прибой» и десятикопеечных сигарет «Памир», из которых дед добывал крепкий табак для трубки. А на краешке стола, покрытого облезлой, когда-то цветастой, на бумажной основе клеёнкой, лежала облизанная дедом после каждой трапезы деревянная, с обгрызенным краем, никогда не расписываемая под хохлому и вырезанная им самим из липы ложка, теперь облезшая, щерблёная и обкусанная, но любимая. Постучав трубкой о стол, старикан по привычке высыпал пепел в пепельницу, сделанную из консервной банки с засаленной красивой этикеткой, с проглядывающейся надписью «Завтрак туриста». Затем он потянулся за огоньком. Нечаянно плечом задел керосиновую лампу, низко висевшую на длинном проволочном крючке. Зачален он был за вбитое в потолочную балку кольцо, предназначенное когда-то для зыбки. Смрадный осветительный прибор со стеклянным пузырём, который старый сам чистил вчера подобранной на улице газетой, загремел грязной своей скособоченной шляпой. Пара чирков о коробочку – спички имеют болезнь ломаться, – и тугодум затянулся вкусненьким дымком, отбивавшим тяжёлый дух керосина. Самосад всё же надоедал ему, и, когда надо было думать, дедка предпочитал купленное: «дай в зубы, чтобы дымок пошёл».
…В области, в их районе, уже давно искали йети. Следы вроде бы медвежьи, но без когтей – давно в бору встречаются, с начала лета. Дед хоть и неграмотный, но понимал, что лишняя копейка, которой щедро делились столичные гости за свежие новости, как говорится, карман не тянет. Ещё раз втянув табачок в себя, да так, что дым из ушей пошёл и до пяток весь организм прожёг, дедуля позвал супругу, гремевшую ухватом по чугунам в печи за тесовой загородкой. Экономя керосин в керосинке, русскую печку старики топили даже летом для готовки, но больше для выпечки круглых пеклёванных хлебов из чёрной (оржаной) муки. Да по большим праздникам татарских «туяшей» или русских «курников» – пирожков.
– Мать, подь сюды. Я обмозговал, Фимушка, и попробую вычислить эту нечисть. Мабуть, разбогатеем на старости-то лет. Нам ня надо много, зато нашей внуке подмогнём, хоть малость самую. У ей семь ртов и все по лавкам сидять. Сама-то осьмая СКАЧАТЬ