Избранное. Мудрость Пушкина. Михаил Осипович Гершензон
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Избранное. Мудрость Пушкина - Михаил Осипович Гершензон страница 13

СКАЧАТЬ звук твоих речей —

      Одно сокровище, святыня,

      Одна любовь души моей.

      Он долго лелеял память о том часе, когда ее образ впервые просиял перед ним – или в его душе. Эту внутреннюю встречу он изобразил в «Ангеле», и в черновиках того Посвящения есть строка: «Верь, ангел, что во дни разлуки…», и в другом месте он говорит о ней же:

      Земных восторгов излиянья,

      Как божеству, не нужны ей.

      Об этой же встрече он рассказал и в «Бахчисарайском фонтане». Гирей не забудет Марии; после ее смерти

      Он снова в бурях боевых

      Несется мрачный, кровожадный,

      Но в сердце хана чувств иных

      Таится пламень безотрадный.

      Он часто в сечах роковых

      Подъемлет саблю и с размаха

      Недвижим остается вдруг,

      Глядит с безумием вокруг,

      Бледнеет, будто полный страха,

      И что-то шепчет, и порой

      Горючи слезы льет рекой;

      И смысл всей поэмы выражен ясно в одной строфе:

      Так сердце, жертва заблуждений,

      Среди порочных упоений

      Хранит один святой залог,

      Одно божественное чувство[11].

      Он пел о себе, о своем умилении. И этот же образ ущербного человека, носящего в себе «святой залог», он много лет спустя нарисовал еще раз, но уже взнесенным высоко над землей, отрешенным от всего дольнего, – в лице «Бедного рыцаря». Он сам хотел бы взлететь туда – если бы ему крылья!

      Далекий, вожделенный брег!

      Туда б, сказав прости ущелью,

      Подняться к вольной вышине;

      Туда б, в заоблачную келью,

      В соседство Бога скрыться мне!

      «Жар умиленья», «чистое упоенье любви» не спасли Пушкина. С годами его бесчувствие все усиливалось. В 1826 году он пережил тот миг преображения, который запечатлен в «Пророке». Мицкевич говорит о «Пророке»: это было начало новой эры в жизни Пушкина, но у него не достало силы осуществить это предчувствие. Если бы мысль Мицкевича стала известна Пушкину, он без сомненья подтвердил бы ее, но виновным не признал бы себя: он твердо знал, что царство Божие не стяжается усилиями. Можно думать, что, потрясенный своей неудачей, сознав свою обреченность, он с тех пор стал еще быстрее клониться к упадку. К 1827—28 годам относятся самые безотрадные его строки. В 7-й песне «Онегина», дивясь тяжелому чувству, которое пробуждает в нем весна, он спрашивает себя:

      Или мне чуждо наслажденье,

      И все, что радует, живит,

      Все, что ликует и блестит,

      Наводит скуку и томленье

      На душу, мертвую давно,

      И все ей кажется темно?

      Какое горькое признанье! Теперь бывают минуты, когда он – почти как один из толпы, живой мертвец. Разве не о духовной смерти говорят эти строки:

      Цели нет передо мною,

      Сердце пусто, празден ум,

      И томит меня тоскою

      Однозвучный жизни шум.

      Так ли он принимал жизнь в пору юности своей, так ли отвечал на вызовы судьбы? Теперь, в 1828 году, – СКАЧАТЬ



<p>11</p>

Сравн. в «Разговоре книгопродавца с поэтом»:

Одна бы в сердце пламенелаЛампадой чистою любви…

Это – та, в сердце, «святыня строгая», которая озаряет «спасенный чудом уголок».