Наши за границей. Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Париж и обратно. Николай Лейкин

Чтение книги онлайн.

      – Sie wünschen Theemaschine[92].

      – Да, да… Я, я… Тэмашине, – подхватила Глафира Семеновна. – Вот поди ж ты, какое слово забыла. А ведь прежде знала. Тэмашине.

      – Theemaschine haben wir nicht, Madame. Das wird selten gefragt bei uns[93].

      – Нейн?

      – Nein, – отрицательно потряс головой кельнер.

      – Извольте видеть, нет у них самовара! Ну Берлин! В хорошей гостинице даже самовара нет, тогда как у нас на каждом постоялом дворе. Ну а кипяток откуда же мы возьмем? Хейс вассер?[94]

      – Hier, – указал кельнер на кувшин.

      – Здесь? Да это какой же кипяток! Это просто чуть тепленькая водица. Даже и пар от него не идет. Нам нужен кипяток, ферштеензи – кипяток, хейс вассер. И наконец, тут мало. Тут и на две чашки для двоих не хватит, а мы хотим филь, много, мы будем пить по пять, по шесть чашек. Ферштеензи – фюнф, зехс тассе[95].

      – Брось, Глаша. Ну их к лешему. Как-нибудь и так напьемся. Видишь, здесь в Неметчине все наоборот, все шиворот-навыворот: на перинах не спят, а перинами покрываются, кипяток подают не в чайниках-арбузах, а в молочниках, – перебил жену Николай Иванович.

      – И обедают по телеграммам, – прибавила та. – Геензи[96], – кивнула она кельнеру, давая знать, чтобы он удалился, но вдруг вспомнила и остановила его: – Или нет, постойте. Нам нужно получить наш багаж со станции. Багаже бекомен. Вот квитанция… Хир квитанц, – подала она кельнеру бумажку. – Ман кан?[97]

      – О, ja, Madame, – отвечал кельнер, принимая квитанцию.

      – Ну так брингензи… Да вот еще квитанц от телеграмма… Вир хабен… – начала Глафира Семеновна, но сейчас же остановилась и, обратясь к мужу, сказала: – Вот тут-то я и не знаю, как мне с ним объясниться насчет наших саквояжей и подушек, что мы оставили в поезде. Ты уж помогай как-нибудь. Хир телеграмма. Вир хабен в вагоне наши саквояжи и подушки ферлорен… To есть не ферлорен, а геляссен в Кенигсберг, а саквояжи и подушки фарен ин Берлин[98].

      Кельнер стоял, слушал и таращил глаза.

      – Саквояжи и подушки. Ферштейн? – старался пояснить Николай Иванович, снял с постели подушку и показал кельнеру.

      – Kissen?[99] – спросил кельнер.

      – Вот, вот… Киссен… В вагоне геляссен. Вир хабен геляссен и телеграфирен.

      Кельнер взял квитанции от багажа и неотправленную телеграмму и удалился.

      – Бьюсь об заклад, что ничего не понял! – воскликнул ему вслед Николай Иванович.

      – Как не понять! Наверное понял, – отвечала Глафира Семеновна. – Я ему все обстоятельно сказала. Я теперь уж многие немецкие слова вспомнила и говорю лучше, чем вчера. Да и вообще научилась в дороге. Это ты только ничему не можешь выучиться.

      Она принялась пить чай и истреблять бутерброды с сыром и телятиной. Послышался стук в дверь, и кельнер вернулся. В руке он держал квитанции и улыбался.

      – Мы сейчас разглядели в конторе квитанции. По этим квитанциям вы можете получить ваш багаж и вещи только в Берлине, а не здесь, – СКАЧАТЬ