Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота. А. Ю. Андреев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ степени, что он пытался склонить императора заменить эти указы другими, которые составил сам профессор. Конечно, это неявное противостояние Паррота со Сперанским было обречено на поражение, ведь Александр I не собирался тогда ставить под сомнение проекты, разрабатываемые для него его статс-секретарем. Поэтому Паррот, убедившись в отсутствии реакции со стороны императора на свои усилия, с 1811 г. среди всех иных государственных тем, затрагивавшихся в переписке, сосредоточился на подготовке к войне.

г) Внешняя политика и военные вопросы

      Обсуждать с Александром I вопросы войны и мира Паррот начал еще в 1804 г., на том этапе их дружбы, когда профессор стремился максимально расширить свое влияние на императора. Поводом тогда явилось обострение отношений между Александром и Наполеоном, провозгласившим себя французским императором, – оно было очевидно всем наблюдателям и заставляло говорить о скорой войне. Профессор же счел необходимым возвысить перед царем свой голос в пользу сохранения мира.

      Он доказывал, что «две страны, которые таким огромным расстоянием разделены, по природе своей не предназначены к тому, чтобы друг с другом воевать, и если политика против природы идет, всегда тот наказан бывает, кто первым мир нарушил». В этом смысле Александр не должен отвечать на провокации Наполеона, который «зачинщиком быть не захочет», но «нуждается в войне, чтобы вместо ненависти сочувствие вызывать». Российскому же императору нужен мир, ибо Паррот подчеркивал его главную цель: «осуществить все благодетельные свершения, которые Вы для блага Вашего народа замыслили»[127].

      Продолжить эти рассуждения Парроту выпала возможность уже в 1805 г., когда Александр I на одной из встреч сам заговорил с ним о внешней политике (скорее всего, это произошло 11 мая, в период подготовки миссии Новосильцева, которого направляли в Париж на переговоры с Наполеоном). Паррот так вспоминал об этом разговоре в позднейшем письме к Николаю I, написанном в октябре 1832 г.: «Император сказал, что он против этой войны, что он испытывает к ней величайшее отвращение, но что все его министры и его окружение в целом решительно выступают за нее. Он привел мне несколько причин, по которым противился войне, и спросил моего мнения. Оно полностью совпало с его собственным, и я лишь привел ему дополнительные резоны; я предсказал ему его будущие несчастья»[128]. Тогда Александр I попросил профессора поговорить с Чарторыйским, «главой партии, которой двигала национальная гордость», но их встреча привела только к тому, что князь, «соединявший внешнюю и внутреннюю утонченность с превеликой кротостью и хладнокровием, в конце концов, возможно впервые за время своей службы, вышел из себя и закипел от гнева».

      Подтверждение того, что такие разговоры действительно имели место, присутствует в письмах Паррота к Александру I[129]; также косвенным свидетельством былых разногласий является весьма ограниченное упоминание о Парроте, которое СКАЧАТЬ