– Витамины… не пей их больше – те, что я давала тебе. Не пей, Вера!
– Что?
– Витамины, – повторила мама. – Больше не принимай их, поняла?
Сглотнула тяжело, и кивнула. В душе тягучее разочарование разливается – все же, мама не в себе, раз про эти витамины, которыми пичкала меня, заговорила. Только раньше слова ее другими были: что без них мне не справиться, а сейчас… сейчас она снова бредит.
– Обещай!
– Обещаю, мама. Не буду их принимать, – тихо ответила я, и решила рискнуть: – Мам, Влад вернулся. Ты помнишь его? Он лечение оплатил, тебя скоро в Израиль отправят, только я не смогу с тобой полететь, не получается… долгая история. Но главное, что тебе обязательно помогут! Врачи наши с тобой полетят, сиделки, а затем ты домой вернешься. Слышишь, мам?
Выпалила все это горячо, всю душу вкладывая в каждую фразу. В каждое слово и букву. Наполнила верой, что так все и будет, ведь говорят же, что слова силу имеют, так пусть хоть раз и мои слова станут пророческими. Ну хоть раз в жизни!
– Влад?
– Да, мам, Влад. Он вернулся, и он оплатил перелет, операции и лечение. Только, – замялась, понимая, что придется солгать, – Влад пока не может тебя навестить, он… он наездами в городе, по области ездит. Но он обязательно придет…
– НЕТ! – мама напрягла шею, пытаясь поднять голову с низкой, почти плоской подушки, но не справилась с этой задачей. – Нет, Вера, пусть не приходит. И, милая, не верь ему. Что бы он не говорил тебе – не верь. Гнилое семя, он как мой отец, весь в него пошел. Такой же… не пускай его ко мне, и, главное, не верь ему! Обещай…
– Мама, мамочка, – я наклонилась над кроватью, обхватила хрупкие мамины плечи, ощутив ее дрожь, и не понимала, что делать – звать на помощь? – Мам, успокойся, я обещаю. Все, что угодно обещаю. Никакого Влада здесь не будет, все хорошо, слышишь?
– Влад – он лжец! Каждое слово – обман, запомни это. Лучше бы у меня случился выкидыш, лучше бы я аборт сделала, – бормочет мама, и мне подло хочется, чтобы она замолчала, чтобы перестала произносить эти ужасные слова. – Лучше бы у меня была только Ника.
Она не в себе, она бредит, и я не должна злиться. Это ведь как сердиться на крик роженицы, которая не может не кричать. Как злиться на пациента, которому ногу ампутируют без анестезии, за дикие вопли – также бессмысленно и жестоко. Но я злюсь и ничего не могу поделать с собой.
Мама ужасные вещи говорит. Неправильные, дикие, и непонятные мне, хотя бред может лишь психиатр понять.
– Я пойду, – взглянула на часы, – сейчас итак выгонят. Завтра приду, только теперь я не смогу дважды в день тебя навещать, но каждый вечер я буду с тобой.
– Хорошо, детка, иди. И, Вера, – мама попыталась сжать мою ладонь, но я почувствовала лишь слабое поглаживание подушечками пальцев, – прости меня за все.
СКАЧАТЬ