Засунул поклажу в ячейку автоматической камеры хранения в ангаре у платформы загородных поездов, код набрал, конечно, элементарный: буква – начало фамилии и цифры – год своего рождения, чего знающие люди делать не советуют, иначе шустрые воры элементарно вскроют ячейку как раз следом за вами. Фёдор был не в том состоянии, чтобы думать и соображать.
Родной город встречал сыростью и промозглостью. Серые автомобили проносились рядом с тротуаром, обдавая хмурых прохожих тучами водяной, грязной пыли. Умытые дождём, яркие трамваи весело гремели по Лиговке с традиционным оптимизмом вымирающего транспортного средства.
Всю свою сознательную жизнь Фёдор Ипатьев существовал как бы в идеализированном мире со сглаженными углами. Казалось, он не принимал участия в процессе этой сложной, жестокой жизни, лишь следил за ней со стороны. Родители его прожили шесть десятков лет со светлой верой в «коммунистическое завтра», в нынешние времена едва-едва сводили концы с концами. Отец – на пенсии по инвалидности. Мама-учитель истории и словесности уже перестала понимать, как и чему учить своих младших школьников. Нельзя же, в самом деле, в девятнадцать лет преподавать историю СССР в одной редакции и славить товарища Сталина. Затем в двадцать два принять новую историю СССР и восхищаться смелостью разоблачений товарища Хрущева. Двадцать с лишним лет конспектировать передовицы газет «Известий», «Правды», «Труд», цитировать бессмысленные «материалы», бесконечные «постановления» партийных съездов, с умилением прерываться на скобочные сноски «бурных и продолжительных» аплодисментов, краснеть от сомнительных комплиментов и похвал парторгов школы, сменяемых раз в полгода. Наконец, с «перестройкой», с чистого, белого листа перечитывать, восстанавливать заново историю государства российского и забытой Руси. Под пенсию, честная и добросовестная, мама Фёдора совсем растерялась в запутанной истории недавнего прошлого страны, предпочла преподавать ботанику и природоведение, так оно для детских умов старому педагогу показалось безобидней. До тех пор, пока, конечно, на Руси вновь не объявится какой-нибудь растительный разрушитель Лысенко.
Так вот и существовал Фёдор тридцать с лишним лет душа в душу со своими родителями в одном, как бы поверхностном, иллюзорном, стерильном мире. Другой мир, грязный, порочный, ужасный, где убивали и грабили, воровали и обманывали честных граждан, их, как бы, не затрагивал, не касался.
Был ещё третий мир, где шикарно и широко жили, с огромными доходами и особняками, дорогущими лимузинами. Этот мир являлся к ним с экрана телевизора, как нечто абстрактное, фантастичное, хотя и вполне реальное. Эти миры никак не пересекались с их патриархальным, замшелым бытом… СКАЧАТЬ