Саван алой розы. Анастасия Логинова

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ да я редко поджигал их, говорю ж. Завсегда лучше светильник масляный. И сподручней, и копоти меньше.

      Более Воробьев ничего уточнять не стал, а Кошкин записал дополнительные показания в протокол. Хотел позже, как выйдут из «Крестов», непременно выспросить, к чему это, собственно, было – да тут арестант сам задал вопрос, заставший Кошкина врасплох.

      – Ваше благородие… – обратился Ганс негромко и совсем поникнув головой, – тот второй, становой пристав, сказал, что если я чистосердечно признаюсь, будто хозяйку убил, то меня не повесят – на каторгу отправят. Вы как думаете – признаться?

      * * *

      Из допросного кабинета Кошкин вышел первым и шагал скоро, размашисто, будто убежать от товарища по службе пытался. Не учел только, что обратно им ехать в одном экипаже, и все равно пришлось Воробьева дожидаться.

      Этот парень, Ганс, не был отпетым злодеем, закостенелым преступником и душегубом – уж приходилось Кошкину злодеев повидать за годы службы. Этого Ганса, по правде сказать, не за что было отправлять на виселицу: убийство явно было непреднамеренным. Напился – с кем не бывает – явился на хозяйскую дачу и за каким-то лешим ударил престарелую вдову по голове. Может, в сердцах, может, вообще по случайности. Как проспался, выдумал эту цыганку, мол, зубы заговорила, треклятая. Или не выдумал, а увидал пеструю юбку и сам поверил, что по цыганскому навету злодеяние совершил. И рад бы все вернуть теперь – да поздно. Это молотком разок взмахнуть легко – а разгребать потом до конца дней. А о родне покойника уж что говорить… горе на всю жизнь.

      Видел Кошкин такие истории, сотни раз видел.

      И парня ему было жаль.

      – Почему вы не велели ему признаваться, Степан Егорович? – спросил Воробьев, устроившись в экипаже рядом и велев кучеру трогаться с места. – Очевидно ведь, что это он со вдовою сотворил, да не помнит, потому как пьян был. И становой пристав правильно ему сказал – а вы отговорили.

      – Или он не помнит, потому что его там близко не было, – глядя в окно экипажа неохотно отозвался Кошкин.

      Там, в допросном кабинете, он так и не сказал садовнику, что делать. Если есть голова на плечах, то должен сам догадаться, что единственный его шанс спасти жизнь – написать признание и во всем помогать следствию. А Кошкин во все это ввязался, по правде сказать, чтобы к Соболеву подступиться – Светлане помочь. Себе помочь. И закрывать дело прежде того, как договорится с Соболевым, ему совершенно не с руки. Жаль парня… Кошкин искренне надеялся, что виселицы тот избежит.

      Хотя, нужно думать, вдову убил именно он.

      Но выдавать своих мыслей Воробьеву Кошкин не собирался. Как не собирался, покамест, говорить и о дневниках, и о беседе тет-а-тет с Александрой Соболевой.

      Кошкин бросил короткий взгляд на Воробьева и лишний раз убедился, что подручный его не дурак. Он глядел недоверчиво и как будто уже догадывался, что начальник его с ним не искренен. Следовало переубедить:

      – Это пустой разговор, Кирилл Андреевич. Есть у меня некоторые сведения, СКАЧАТЬ