Жизнь творимого романа. От авантекста к контексту «Анны Карениной». Михаил Долбилов
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Жизнь творимого романа. От авантекста к контексту «Анны Карениной» - Михаил Долбилов страница 49

СКАЧАТЬ внимает, но наконец замечает, что все гости в масках и без них почему-то расступаются перед ее кавалером, этим якобы купеческим сыном, и приветствуют его уж «очень почтительно»336.

      Особенно же примечателен пассаж, где парадоксально неодобрительные суждения куртизанки о нравственности русских великосветских львиц иллюстрируются весьма натуралистичным для тогдашних литературных конвенций разбором составляющих женской сексуальности. То, как Блэкфорд, бывалая искательница острых ощущений, описывает сочетание визуальных и ольфакторных стимулов желания, напоминает этюд о «нечистой женской возбудительности» в авантексте АК:

      Я очень ревновала его [великого князя. – М. Д.] и не скрывала этого. Он безудержно дразнил меня на этот счет, и надо признать, что случаев ему представлялось немало не только у женщин той среды, к которой принадлежу я, но и у дам высшего общества и даже незамужних девушек наиболее знатных домов. / Эти светские дамы принимали его в глубине своих будуаров, в таком неглиже, какое они считали самым соблазнительным; они распахивали халаты, чтобы он мог видеть красивые груди из слоновой кости или скорее из мрамора (leurs beaux seins d’ivoire ou plutôt de marbre), и распаляли себя, точно жена Потифара <…> / Даже и не будучи Иосифом, он, казалось, не имел глаз337; но вот на его обоняние это действовало сильнее, чем на зрение. Когда он возвращался домой, я издали чувствовала по запаху, откуда он явился. «Воды, быстро! – кричал он. – Мне надо смыть с себя эти благовония! Фу, – добавлял он с презрением, – эти женщины, столь чинные по наружности, при этом более продажны, чем уличные девки <…> Они смеют плохо говорить о тебе! Но ты можешь судить о них по запискам, что они мне шлют». / Я смеялась про себя, когда в театре оказывалась в ложе рядом с ними. Они отводили от меня глаза, а я тут же с пренебрежением поворачивалась к ним спиной, ибо моя взяла: я знала, что обладаю моим князем (je savais que je possédais mon prince)… и их письмами338.

      Неожиданную параллель между столь разными и неравновеликими комментаторами современных нравов, как Толстой и Блэкфорд-Лир, намечает и ряд мест в неопубликованном сиквеле «Романа американки», сравнивающем разные европейские страны с точки зрения космополитки, верной своей стигматизированной профессии. Будучи противницей той социальной мимикрии, при которой праздные светские прелюбодейки «вредят промыслу кокоток (gâtent le marché des cocottes)» (собственно, отсюда и странноватые в ее устах моралистические сентенции о полураздетых искусительницах-аристократках в будуарах), Блэкфорд находила пример правильного разграничения сфер женского влияния на мужчин не где-нибудь, а в слывшем царством разврата Париже: «Дамы света и кокотки остаются, те и другие, при своих ролях, [так что] адюльтер, распутство (l’adultère, le libertinage) не проникают во все классы, как это происходит в Англии или в России»339. В свою очередь, Толстой еще в 1870 году в эпистолярном отклике – где, как отмечено Б. М. Эйхенбаумом, сказались его шопенгауэрианские СКАЧАТЬ

<p>336</p>

[Blackford-Phoenix H.] Le roman d’une Américaine en Russie. P. 48–49. Показателен в этом отношении и мотив зловещего сна, хотя здесь надо оговориться, что в авантекст АК повторяющийся кошмарный сон Анны, который однажды видит, одновременно с нею, и Вронский (в ОТ – 302/4:2; 307/4:3), вошел задолго до конца 1875 года (см.: ПЗР. С. 739, 743–744). Если верить Блэкфорд, Николая будто бы мучил один и тот же кошмар, который он, впрочем, не успел гипнотически внушить возлюбленной – но подробно ей пересказывал. Ему в жутких деталях снилось, что его обвиняют в каком-то «чудовищном преступлении», ведут на эшафот в присутствии всей императорской фамилии («император бледен как призрак»), завязывают глаза, связывают сзади руки… На громкой команде «Огонь!» он с содроганием просыпался ([Blackford-Phoenix H.] Le roman d’une Américaine en Russie. P. 84–86).

<p>337</p>

Отсылка к библейской притче о жене Потифара, тщетно пытавшейся соблазнить Иосифа, раба своего мужа, дополняется здесь ироническим признанием, что вообще великий князь не отличался стойкостью Иосифа: искушение зрелищем красивого тела не всегда достигало цели лишь из‐за дефекта его зрения. В словах «plutôt de marbre», вероятно, обыгрываются названия дворца родителей Николы и его собственного дворца, пожить в котором ему довелось недолго: Мраморный и Малый Мраморный.

<p>338</p>

[Blackford-Phoenix H.] Le roman d’une Américaine en Russie. P. 90–91. Можно предположить, что в последних строках речь идет о письмах З. Д. Скобелевой. А. А. Киреев, чье свидетельство о романтическом интересе эксцентричной девушки к великому князю приведено выше, в той же записи пересказывал дошедшее до него через фрейлину императрицы Д. Ф. Тютчеву известие, что Блэкфорд намерена напечатать письма Скобелевой Николаю (см.: ОР РГБ. Ф. 126. К. 6. Л. 112 об.–113). Сама Блэкфорд в письме 1876 года доктору Т. Эвансу, посредничавшему между нею и российскими властями, упоминала, что в числе бумаг из ее коллекции, представленных ею французской полиции для передачи российскому послу в Париже, было «несколько [писем] от мисс С… (Miss S…)» (McDonald E., McDonald D. Fanny Lear. P. 297).

<p>339</p>

ГАРФ. Ф. 677. Оп. 1. Д. 125. Л. 18.