На мостовой лежал мертвый человек, замотанный в какие-то лохмотья, отчего не сразу можно было понять – какого он рода. Вглядевшись в залитое кровью лицо, Мишка с ужасом узнал в погибшей свою соседку Нину. В руках у нее был зажат кусок серого сырого хлеба.
– Убили! – раздался визгливый женский голос из толпы.
– А ты не воруй! Мы что ли не голодные! – тут же закричали со всех сторон.
– Поделом, сам виноват!
– Чисто собака – его бьют, а он ест.
– Это не он, эт она, гляньте.
– А, хоть, и она! Если баба, что – воровать можно? Никому нельзя!
– Со всеми, кто на чужое зарится, так будет!
Все еще немного потоптались вокруг убитой, громко обсуждая происшедшее. Из обрывков разговоров Мишка понял, что тетя Нина ходила по рынку и выхватывала еду прямо из рук торговцев. За ней погнались, стали бить, но она даже не защищалась. Ее били, а она судорожно запихивала в рот еду, словно не чувствуя ударов. Потом в порыве безумного отчаяния, она вырвалась из круга преследователей и бросилась бежать, но упала, остальное Мишка видел, пока пытался добежать до толпы…Все разошлись, а Нина так и осталась лежать, прижимая к мертвой груди кусок хлеба. Мишка вспомнил, как две недели назад у эвакуированной соседки умирала маленькая дочка Ленуся. Все, что можно было продать или обменять на еду, было продано и обменено…У девочки не было сил двигаться, она просто тихонько лежала на диванчике, смотря на холодные стены. Нина каждый день ходила отоваривать карточки, честно доносила пайки до дома, но от голода мутилось в голове и у самого подъезда она судорожно «проглатывала» оба крошечных кусочка серого «опилочного» хлеба. Поднявшись на свой второй этаж, она начинала истошно кричать: «Украли! Карточки украли!». Войдя в комнату, где лежала Ленуся, она садилась к ней на кровать, прижимала дочку к груди и, раскачиваясь из стороны в сторону, как заведенная повторяла одно и то же: «Украли, доченька! Укралиии! Нету хлебушка, нету!», а потом начинала громко рыдать от отчаяния. Мишка несколько раз сам видел, как Нина, подходя к дому, стеклянными, «невидящими» глазами смотрела на куски хлеба в руках, ее начинала бить нервная дрожь, она не в силах была справиться с желанием утолить голод, и через минуту от пайков не осталось ни крошки. Казалось, что женщина проглатывала пайки, даже не разжевывая. Потом ее взгляд стал совсем безумным, и она зашла в подъезд на негнущихся, «ватных» ногах и медленно стала подниматься по лестнице, держась за перила. Через несколько минут из квартиры раздался крик: «Укралииии!» Так продолжалось целую неделю. Мишка честно рассказал, что видел матери и та, жалея эвакуированных, сначала попыталась отделять жалкие крохи от своего пайка, но поняв, что это бесполезно – СКАЧАТЬ