Держи это в тайне. Уилл Джонсон

Чтение книги онлайн.

      Установившееся молчание в комнате, из-за этой неожиданной вспышки гнева, сохранялось до тех пор, пока тетя Рита не заиграла первые аккорды из «Белых скал Дувра» и мы все охотно запели.

      После этого случая, дядя Джек не приходил на наши встречи до следующей Пасхи, предпочитая проводить каждое воскресенье в одиночестве, в своей квартире.

      Еще одна часть мозаики. Но, в то время, это было просто что-то непонятное, что непонятно почему произошло. Эпизод. И он, конечно же, стал семейной историей.

      Мы умели сдерживать свои эмоции. Мы же англичане. Или, по крайней мере, не выказывать их на людях. Иначе, это было бы как-то не по-английски. Также неприлично, как и хихикать в церкви. Или злословить в присутствии детей. Или писать в фонтаны. Или болтать за воскресным обедом. Так что, мои родители никогда не обсуждали эту вспышку гнева дяди Джека. И никогда не говорили о нем в моем присутствии, хотя, как-то я подслушал на кухне маму. Она сказала моему отцу, что дядя Джек – странный парень. Неужели? А помните выражение его лица, когда он узнал, что мы летим в отпуск в Испанию?

      Жизнь протекала своим чередом в нашем эгоистичном маленьком мире.

      Я взрослел, проходя извилистый путь юношеского становления. Так получилось, что я начал проводить больше времени с дядей Джеком. Он жил недалеко от нас. Я был самым старшим в семье, «помешан» на книгах, шум и гам от моих младших братьев и сестер вынуждал меня искать убежище в его квартире, где я мог спокойно делать мою домашнюю работу. И, мне кажется, у нас было много общего. Одиночество. Нигилизм. Слово, которое я выучил и полюбил в шестом классе. Но это слово, как и разгадка тайны дяди Джека были еще отдалены на много лет в будущее от тех вечеров и выходных, когда я затаскивал свой переполненный школьный ранец в его квартиру и принимался за учебу.

      В квартире дяди Джека было по-спартански пусто, но безукоризненно чисто. У него были книги, я перелистывал их по утрам в субботу, когда тот был чем-то занят, но абсолютно не было никаких побрякушек. Только три фотографии. Черно-белые снимки – на них наш мир казался проще. Я никого на ней не узнавал там. На одной, был запечатлен матрос на палубе корабля, покрытого льдом и снегом, всматривающийся куда-то вдаль – спокойное море и облака. Улыбка этого моряка была единственным признаком жизни в округе; куски льда, плавающие вокруг корабля. На второй – была изображена молодая женщина с короткими темными волосами и большими чувственными глазами. Ее улыбка вдохновляла и согревала душу, если достаточно долго всматриваться в портрет. Она стояла, застыв на фото в том времени, о котором я ничего не знал. На ней была какая-то грубая военная форма, но без шевронов и знаков отличия. Кожаная куртка в стиле «милитари», частично расстегнутая вверху, так что можно было видеть ее кожу и ложбинку на груди. На заднем фоне угловатые деревья. Лес. Пейзаж нездешний. Ну – это не похоже на Южный Лондон, скажем так. На третьей фотографии можно было рассмотреть темноволосую девушку, а рядом – ее двойника блондинку. Девушки широко улыбались в камеру и нежно держали СКАЧАТЬ