Церкви и всадники. Романские храмы Пуату и их заказчики. Ирина Галкова
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Церкви и всадники. Романские храмы Пуату и их заказчики - Ирина Галкова страница 5

СКАЧАТЬ Однако данная парадигма стала определяющей и для общих исследовательских установок. Романский и готический стили в архитектуре были соотнесены с двумя наиболее значительными социальными явлениями Средневековья – григорианской реформой церкви и развитием средневековых городов. В соответствии с этим романика считалась стилем бенедиктинских монастырей, готика – искусством соборов. И хотя при более пристальном взгляде это отождествление во многом обнаруживало свою несостоятельность[14], оно служило в целом действенной парадигмой соотнесения социальной истории Средневековья с историей искусства. Вообще параллельное исследование развития социума с развитием искусства становится с начала XX в. той схемой, в рамках которой обсуждаются вопросы, ближе всего подходящие к проблематике заказа. Панорамный обзор средневекового искусства в такой перспективе был представлен в книге Дж. Эванса, имевшей подзаголовок «Исследование патронажа» (хотя в строгом смысле о патронаже художников речь в ней не шла)[15]. Основные направления архитектуры и прочих искусств рассматривались автором в перспективе нужд и запросов, исходивших от определенного социального круга. Подобный подход применялся и исследователями более поздних эпох[16]. Своеобразный итог этой традиции подвел Ж. Дюби в своем обзорном эссе (французское издание которого представляло собой иллюстрированный альбом) «Время соборов», где три эпохи Средневековья осмысливались в комплексе присущих им социальных характеристик и соответствовавших им магистральных линий развития культуры и искусства: «Монастырь. 980–1130»; «Собор. 1130–1280»; «Дворец. 1280–1420»[17].

      Парадигма соотнесения определенных стилистических черт с заказом той или иной социальной категории была углублена и конкретизирована в исследованиях, посвященных более частному взгляду на вопрос, – например, специфике искусства, созданного в рамках одного из монашеских орденов. Такая конкретизация была проделана уже упоминавшимся Дж. Эвансом[18]; в отношении клюнийской архитектуры необходимо также отметить работы К. Конанта[19]; в целом продолжающая эту линию книга Ж. Дюби о цистерцианском искусстве[20] представляет собой культорологическое эссе, где основные принципы организации архитектуры и книжной графики предстают частью духовно-эстетической направленности ордена Сито. Однако обобщающая перспектива, присущая такого рода исследованиям, не предполагала специального внимания к фигуре заказчика и анализа его стратегии.

      Другая линия исследований средневекового заказа оформилась в начале XX в. и была связана с появлением нового метода в искусствознании – иконографического анализа. В рамках этой парадигмы первоочередное внимание уделялось не форме произведения, а его смыслу. Смысл церковного декора восходил к Библии и богословским текстам, причем в изображениях СКАЧАТЬ



<p>14</p>

Так, например, Э. Панофски в своем эссе о готической архитектуре (Panofsky E. Gothic Architecture and Scholasticism. Latrobe, Pennsylvannia, 1951; рус. пер.: Панофский Э. Готическая архитектура и схоластика // Панофский Э. Перспектива как «символическая форма». СПб., 2004) проследил связи в организации основных элементов готической конструкции и строения схоластического текста, выявив тем самым исключительно строгую продуманность этой архитектуры; такая параллель сильно мешает отождествлению искусства готики с запросами свободного бюргерства (не говоря уже о романтической версии о свободном самовыражении готического мастера). Довольно плохо вписывался в вышеозначенную обобщающую модель случай аббата Сугерия (см. ниже в тексте). С одной стороны, Сугерий – аббат-реформатор, глава бенедиктинского монастыря; с другой – приближенный короля и его сподвижник в делах управления государством. Его церковь – монастырский храм, а вовсе не собор – стала первым готическим сооружением Франции. Традиционные представления о «романике» и «готике» с их социальными предпосылками приходили в данном случае в столкновение.

<p>15</p>

Evans J. Art in Mediaeval France. 987–1498. A Study in Patronage. Oxford, 1948.

<p>16</p>

См., например, об искусстве флорентийского Ренессанса: Antal F. Florentine Painting and its Social Background. Lnd., 1947; в соответствии с той же парадигмой выстроена работа Ф. Хэскелла «Покровители и живописцы», посвященная эпохе барокко: Haskell F. Patrons and Painters. A Study in the Relations between Italian Art and Society in the Age of the Baroque. Yale University Press, 1980 (1st ed. 1962).

<p>17</p>

Дюби Ж. Время соборов. Искусство и общество (980–1420). М., 2002 (Duby G. Le Temps des cathédrales. L'art et la société, 980–1420. P., 1976).

<p>18</p>

В его исследовании отдельно были рассмотрены характеристики искусства, созданного в рамках клюнийского, картезианского, цистерцианского орденов; городской среды, королевского двора и т. д. (Evans J. Op. cit.); ему же принадлежит работа, специально посвященная клюнийскому искусству: Idem. Cluniac Art of the Romanesque Period. Cambridge, 1950.

<p>19</p>

Conant K. Cluny: Les Eglises et la maison du chef d’ordre. Cambridge, 1968; Idem. Cluny, 1077–1088 // Mélanges offerts à Rene Crozet à l’occasion de son 70e anniversaire. Poitiers, 1966. T. I. P. 341–345.

<p>20</p>

Duby G. Saint Bernard: l’art cistercien. Arts et métiers graphiques. P., 1976.