Батюшки мои. Валентин Курбатов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Ан нет – рядом на полу. Глянул, а тень на полу нюхает. Хватил ботинком. С визгом в угол и вниз клубком. Да их несколько. И так уж и не уснул, потому что через несколько минут, чуть стихнешь, – опять. И как долго не светало…

      Небо пасмурное. Чуть дождался половины пятого. Почитал канон ко Причащению – и в Никольский на исповедь к батюшке. Исповедал в алтаре. Как раз с Антонием и служил. Встал в уголке. Старик рядом: «Тут монах стоит, но, может, еще не придет». Но когда монах пришел, меня оставил – ладно, поместимся. И я вместе с ним пропел всю службу. Потом батюшка сетовал: «Ну и хор у нас!» Я заступился: «А что? Хор, по-моему, хороший. Во всяком случае, мне показалось, что я хорошо пел». Батюшка смилостивился: «Впрочем, я, когда молюсь, не слышу его». Так жаловались женщины из хора у отца Виктора. Спросят его: «Ну, как мы пели сегодня?» А он – я молился, не слышал.

      Опять заглянул после Причастия в Корнильевский храм. Старухи, дети, калеки. Бедная, еще не расправившаяся после сна утренняя толпа при царском мерцании киноварей и ультрамаринов иконостаса.

      Днем ходили в Покровский. Зинон забелил все свои «разведывательные» фрески и в алтаре и на стенах, и храм засиял чистотой пропорций и чудной ясностью форм.

      – Вот эти формы и жалко. Поэтому поставлю иконы и допишу их здесь, на месте, чтобы целое слышать. Наместник обязывает к Покрову. Вокруг пущу только орнамент. Пусть уж они после меня забивают храм, чем хотят, а я сдам, как сам вижу. Я уже махнул рукой на свои желания: все равно они сделают по-своему. Михайловский храм так и отказались переделывать – им памятники нужны, а не церкви. И отец Феодосий – он по образованию архитектор – тоже против… И Сёмочкин. Я уж боюсь говорить о Борисе Степановиче Скобельцыне и бабушках. Разве для смирения такие храмы хороши: опустил глаза в пол, чтобы не видеть, и молись. Ничего не вышло и с открытием фресок в Успенском храме, о которых Савва Ямщиков все хлопочет. А я все простосердечно думал, что сегодня, при увядании слова, при умирании искусства слышания Евангелия и дара проповеди, особенно обостряется значение изобразительного наставничества, возрастает сила образа.

      Пока пили чай, наладился дождь. Отец Виктор уезжал, когда он уже разошелся как следует, и потом шел весь день, так что на вечерне в сёмочкинском храме вдруг застучал по целлофану, постланному на пол на время работ, и надо было нести царские врата в алтарь.

      Батюшка смущенно взглянул на меня – капает, – словно извиняясь за архитектора и переживая неловкость оттого, что тот узнает и будет переживать. И как бы и передо мной испытывая неловкость, что вот труд моего товарища не устоял и мы это оба видим. И даже еще как будто и тот оттенок, что это наша тайна, которую надо бы утаить от Сёмочкина или так сказать, чтобы она была не болезненна.

      Отслужили и повечерие. Читал Витька.

      – Сколько поклонов, батюшка?

      – Девять.

СКАЧАТЬ