Проснулся я ближе к ужину, когда жаркое солнце проникло между занавесками, тонкими лучами заметалось от зеркала к полированной мебели и дальше, прокладывая путь крошечными фотонами. Комната нагрелась и превратилась в баню, полную горячего влажного воздуха. Дышать было тяжело, а мокрая от пота простыня липла к телу. Вдобавок голова раскалывалась от боли и обещала вот-вот треснуть пополам.
Катя стояла возле двери и смотрела на меня с немым осуждением. Как обычно.
– И тебе доброе утро, – пробубнил я. – Может, ты скажешь, что я опять бросил пистолет с вещами посреди кухни? Ну и что? Аня девочка умная, к нему не прикоснётся. Или тебе не нравится, что я вернулся под утро? Об этом мы говорили. Лицензия не может ждать. Зато теперь два дня выходные, разве плохо?
Я достал из шкафа потрёпанный спортивный костюм. Он со временем идеально растянулся и не сковывал даже самого широкого движения, за что я прощал ему и растянутые коленки и потёртости, и давно полинявший узор турецкого огурца.
– А вообще, ты могла бы меня и пожалеть. Моя ласточка скончалась. Да-да, представляешь? Этот «ржавый таз с гайками, которому место на свалке», как ты её называла, теперь больше никогда не заведётся. Смеёшься? Ну, конечно, тебе смешно. А я, может быть, кусочек своей души потерял. Да что ты понимаешь?
Я собрал всё мокрое бельё в комок, сунул подмышку костюм, и отправился в ванную.
– Ладно, не обижайся. Ты занимаешь там гораздо больше места.
Я плотно закрыл дверь, чтобы жар не прокрался дальше.
С кухни шёл аппетитный, теплый запах супа. Не иначе дочка придумала что-то новое и крутится в чаду, на вкус подбирая приправы. Это у неё любимое дело.
Помню, как лет восемь назад она осваивала яичницу, причём не какую-нибудь там, а настоящую глазунью. Так и говорила: «Это вам не гадость пережаренная! Это настоящая глазунья!» Она тогда перевела десятка три яиц, чтобы понять как правильно их готовить. Чтобы желток остался нежным, и белок схватился, но не задеревенел, и поджарка снизу только цветом, но никак не коркой. Но самое главное – Аня долго не могла понять, почему появляются белые пятнышки, которые портят всю картину. Оказалось от соли. И вот, когда я потерял надежду съесть хоть какую-нибудь яичницу, Аня внесла на подносе свой первый кулинарный шедевр. Её улыбка ещё никогда не излучала столько счастья. Худенькие маленькие ручки едва удерживали поднос и всё, что на нём стояло, но она гордо прошла по комнате, поставила на стол две тарелки и два стакана апельсинового сока. Позвала маму, пригласила меня. Родители любят хвалить детей за всякие мелочи, иногда совершенно зря и незаслуженно, из снисхождения, но та яичница… Я до сих пор помню, какой она была вкусной.
– Пап, ты чего не поел, когда пришёл? – строго спросила Аня, когда я уже почти пробрался к ванной. – Я же оставила в холодильнике две тарелки. Всё, как ты любишь. Картошечка, ребрышки, аджика.
– Я… микроволновка сломалась, наверное. Надо будет в починку отнести.
СКАЧАТЬ