– А я думал, что известен лишь высоколобым интеллектуалам в узком кругу.
– Ошибаетесь. Кстати, Феликс Андреевич. – Он протянул руку. Я пожал ее. – О болезнях не спрашиваю, самому надоело выслушивать нотации от врачей. Скука здесь. С ума сойдешь. Я образно, конечно, выражаюсь.
– А о чем тогда поговорим?
Сосед мне понравился. Какая-то непринужденность сразу почувствовалась в нем. На вид он моложе меня. Лет пятьдесят. Речь воздушна, подобна облакам. Приятно смотреть на плывущие в синеве небесные создания – глаза отдыхают. Вот и слова, извлекая их на свет, он произносил с необъяснимой легкостью.
– Да о вашем творчестве. Или не хотите?
– Пожалуйста. Ничего запретного в этом нет.
– О чем думаете? Что пишите?
– Сочиняю. Но что, пусть будет секретом. Вы случайно не журналист?
– Упаси боже. Я – пациент, который читал ваши книги. Но намекните хоть. Какой жанр, форма?
– Новелла. Постмодернизм с элементами фанфика от древнегреческих мифов.
– А думаете о чем? Что ищите?
– Забавный вы человек, Феликс Андреевич. Да что я могу искать?
– Правду, которой не ведаете.
Я задумался. Последняя фраза меня смутила своей простотой и мудростью. Откуда собеседник знает такие сложные вещи? Нет, удивило иное, как он смог выразить в четырех словах то, над чем я бьюсь ни один день?
– Простите, Иван Дмитриевич, может, я ляпнул…
– Нет, нет, нет. Вы все верно сказали. Я запомню это. Правда, которой не ведаю. Вы помогли мне. Каждая мысль, случайно брошенная, тем и прекрасна, что она ненароком падает в благодатную почву. Если все заранее можно было просчитать, такая скука настала бы.
– То есть больница, – сделал он вывод.
Я рассмеялся. Мне понравилось его остроумие. И ведь как красиво прошла наша беседа, я б так не смог. Жаль, что она оказалась короткой. Феликс Андреевич пожал руку и извинился, что ему пора на процедуры.
– А обед? – спросил я.
– Возьму с собой.
Забавный человек. Восхитительный. Я ушел из столовой в приподнятом настроении. Хотелось работать и работать ради таких безвестных и мудрых людей. Патетично, конечно, звучит, но это правда. Он был незнакомцем, таким и остался. Что я знал о нем? Балагур, острослов, имелись имя и отчество – и всё, но шестым чувством я понял, это поверхность. Слова, жесты, интонации – даже они ничего не значат, все сложнее и глубже.
– О чем задумался? – прозвучал голос соседа, выплеснув меня из лирической прострации.
– Ты знаешь, я сейчас сморожу глупость, но я счастлив.
– Покой и воля.
– Что?
– На свете счастья нет, но есть покой и воля, как сказал классик. Будет покой – будет и воля.
И к чему эта реплика?
Чувство СКАЧАТЬ