– Девушка, милая! Как же так? Скоро свадьба, а мы не знакомы, – я обратился к стройной брюнетке лет двадцати, стоящей на обочине в ожидании такси. Был теплый летний вечер, я решил устроить себе выходной.
– I don’t understand, – и она отвернулась.
Услышав такой наплевательский ответ, я несколько опешил.
– Ты что, сучка. Американка, что ли?
Я знал, что она не выдержит, а если иностранка – не поймет, интонация была дружелюбной. Последовал обратный поворот, стрельнула глазами. Не ожидала хамства от приличного на вид гражданина.
– Какой чудный вечер… – томно начал я, льстиво улыбаясь.
– Отвали, козел, – оборвала мою песнь «иностранка».
– I don’t understand, – не растерялся я, и посмотрел бесцеремонно, как бык Буян на корову Машку, даже облизнулся. В ответ она презрительно фыркнула.
– Тебя как зовут, крошка, – я едва удержался, чтоб не хлопнуть ее по симпатичному заду. – Новенькая? Что-то не припомню.
– Я тебя тоже не припомню, – бровки у нее встопорщились.
– Меня зовут Валера, – мое лицо смягчилось, давая понять, что разговор неофициальный, никто ее в багажник засовывать не собирается. – А тебя?
– Илона, – представилась она, взгляд оставался настороженным. Интуиция ей подсказывала, что меня следует опасаться. Тут она заметила приближающееся такси и поспешно взмахнула рукой. От меня так просто не отделаешься. За ее спиной я сочинил зверское лицо, и посмотрел на водителя. Чуть притормозив, машина рванула прочь. Таксист оказался знакомым, вот ему со мной, действительно, связываться опасно. Для души, не для работы. Студентка?
– Илона, не сердитесь. Дело в том, что я давно вас искал…
Тут я нарочно замешкался. Женщины чувствуют интонации, через них угадывают содержание и составляют образ, которому верят или не верят, а говорить можно что угодно. В замешательстве я вытащил пачку фирменных сигарет, выронив при этом десяток хрустящих купюр. В отличие от таксиста, она моего настоящего лица не видела и, когда повернулась на голос вполне безопасный, десятирублевки красными птичками уже порхали в воздухе. Не обращая на деньги внимания, я щелкнул зажигалкой. Заинтригованная не столько вступлением, сколько внезапной переменой в голосе, студентка с любопытством наблюдала. Три струны! Любопытство, жадность и порок.
– В общем, люблю. Много лет люблю, – заворковал я, как голубь на помойке.
Чушь и глупость. Какие много лет? Неважно. Она думает, что я несу вздор, потому что потерял соображение, СКАЧАТЬ