Шрам. Элис Бродвей

Чтение книги онлайн.

      Я прошу принести горячую воду, чистые полотенца и маслá для кожи… и отмываю Обеля.

      «Кожа. Как часто мне приходится заботиться о коже».

      Я втирала душистое масло в папины ослабевшие руки, чтобы татуировки на его иссохшей, морщинистой коже не тускнели.

      Помню, как Оскар коснулся моих пальцев в тот день, когда мы впервые встретились, как он сжал мою руку, повёл за собой, прочь от родившихся в музее вопросов. Мы пили кофе в маленькой кофейне с запотевшими окнами, говорили полунамёками, раздумывая, можно ли открыться друг другу.

      «Хватит. Нельзя о нём думать».

      Я помню первую метку, которую нарисовала под пристальным взглядом Обеля. Мне до сих пор приятно вспоминать, как пощёлкивал и жужжал аппарат, когда я левой рукой придерживала бледную кожу той женщины, а правой наносила чернилами рисунок – листик в память о младенце. Запретный знак в память о потерянной жизни. Обель закрыл глаза на правила. Сделал меня соучастницей. Вовлёк в паутину сопротивления в надежде, что я помогу ему сплести из разрозненных нитей нечто достойное.

      Разбитая чашка порезала мне ладонь, в раковине с посудой – кровь…

      Кожа Галл покрывается волдырями – девочка пыталась сделать себе татуировку золой и…

      Карл сильной рукой тянет меня к себе, мы спорим, он стискивает моё плечо, а я оступаюсь и падаю…

      Мама купает меня, ополаскивает нежную кожу. Пахнет лавандой…

      Метки проявляются на мне сами собой, рассказывают мне мою же историю прежде, чем я понимаю, какой она будет…

      Вот о чём я вспоминаю за работой, лишь бы не думать об Обеле.

      Я ухаживаю за ним, как будто он незнакомец, клиент в студии чернильщика. Как будто я вернулась в прошлое, когда мы теряли папу, – он исчезал постепенно, пока совсем не пропал, не растворился, и нам остались лишь намёки, воспоминания об ароматах.

      Но сейчас всё иначе. Обель не умирает. Два долгих дня я смываю грязь с его кожи, кормлю хлебом и кусочками яблок, даю пить воду и пиво. Когда уходит въевшаяся в кожу грязь и сажа, Обель понемногу возвращается к жизни. Он выпрямляет спину, вгрызается в яблоко, сок которого стекает и капает с его подбородка. И вот уже Обель расправил плечи, его взгляд прояснился, старый друг шепчет моё имя. Я угрюмо усмехаюсь: «Как тебе такое возвращение из мира мёртвых, Лонгсайт?»

      Охранники приносят Обелю лечебную мазь для израненной кожи, щипчики для ногтей и чистую одежду.

      На второй день я спрашиваю:

      – Почему ты до сих пор в тюрьме. Зачем? Ради какой цели?

      – Не знаю, – едва слышно бормочет он. – Не представляю.

      В чернильной тьме раздаётся грубый смех – хохочет Коннор Дрю.

      – Хватит прикидываться, Обель, – говорит Коннор. – К чему бы Лонгсайту держать под замком чернильщика? Художника, который целиком и полностью у него в руках и сделает всё, что прикажет мэр?

      Он СКАЧАТЬ