Сжал, накрыл своей тяжестью, не дал вырваться. Присвоил и не отпустил.
– Ты сейчас поедешь домой, – роняю слова в темноту, трусь о его висок. – Тебе надо будет как-то все объяснять. Не лучшее время, чтобы пахнуть… мной.
Пальцы медленно разжимаются, оставляя меня с таким острым чувством покинутости, что хочется кричать в голос.
– Ты права, – говорит Герман в голос, и после нашего шепота, звук взрывает сжавшийся в одну точку мир.
Меня отстраняют, мимолетно коснувшись талии.
В кабинете загорается яркий свет, Герман проходит мимо стола, бросая взгляд на телефон на нем и садится в широкое кожаное кресло у окна, кивая мне на соседнее. Оно на безопасном расстоянии – между ними столик с подносом, на котором стоят чашки из тонкого фарфора с цветочным рисунком, вытянутый в высоту чайник с изящной ручкой, трехъярусная подставка для пирожных. Сахарница с щипцами, бликующие серебристые ложечки.
И композиция из белых орхидей с красной сердцевинкой.
У него в офисе всегда стоят орхидеи.
Теперь я знаю, кто придумал их с Полиной свадьбу.
Я сажусь в другое кресло, надясь, что мы сможем поговорить спокойно – но очень хорошо помню, как разлетаются осколки чашек, размазываются по ковру пирожные и отчаянно пахнут умирающей травой сломанные орхидеи.
Между нами не бывает безопасного расстояния.
– Что она увидела? Какое сообщение? – пальцы Германа сплетены в замок, обнимают колено закинутой на ногу ноги, и я смотрю на его руки и не могу оторваться – как всегда. Он не носит обручальное кольцо, вообще не носит никаких украшений – только дорогие часы и строгие запонки.
– Не знаю, – качаю я головой, глядя только на его пальцы. – Какое-то невинное, но все равно подозрительное.
– И все? Только его?
– Открыла весь диалог и прочитала дальше.
– И поняла.
– Да.
Чувствую себя виноватой, словно это я позволила себе лишнее, и потому наша тайна раскрыта. Хотя именно я настояла, что буду общаться с ним только с пустой страницы, где закрыт профиль и нет никаких данных. Ни фотографий, ни музыки, ни статусов, по которым внимательный и достаточно умный человек смог бы рассказать нашу историю с начала до конца.
Но ведь это мое сообщение разбудило той ночью Полину.
Хотя если бы кто-то брал телефон с собой в кабинет, ничего бы не случилось!
Я ругаюсь сама с собой в голове, участие Германа мне для этого не нужно.
Он никогда не выясняет, кто виноват, он всегда начинает решать проблему с этапа «что делать».
И мне сейчас очень страшно.
Потому что я понятия не имею, что он будет делать.
– Бросишь меня? – спрашиваю сама, чтобы не тянуть больше время и сразу услышать приговор. – Снова?
Тогда. И что ты предлагаешь?
В детстве я СКАЧАТЬ