детстве я с родителями и младшей сестрой жила в Одессе. – Рассказывала Марина, расправляясь с бусинами. – Как раз за спиной у Дюка. Наши окна на него выходили. Мама была учительницей, а папа – морским начальником. Он очень любил море. И мне это, видно, передалось. Потому что я все время сбегала в порт. Не так, как другие дети, нагулялся и обратно, а сразу на весь день, до вечера. И дни я не пропускала. В школе я не задерживалась. Учителя говорили маме, что у них, кроме меня, есть и другие дети. Короче, отвечать они за меня отказались. В порту у меня было много друзей: моряки, грузчики, контрабандисты, с интересными рисунками на груди и спине, и все мы весело проводили время. Папа за меня совершенно не волновался, а мама совсем наоборот, если в семь лет со мной такое, что же будет в пятнадцать? Или в тринадцать. Голос у мамы дрожал. Я быстро развивалась. Слова новые легко запоминала. И меня отвели к психологу, пока еще не поздно. Психолог стала со мной работать, я оказалась очень трудным ребенком. В отличие от моей младшей сестры, единственное мамино утешение. Психолог вызвала маму и сказала, что в Одессу привезли энцефалограф. Это такой прибор. И мне нужно сделать энцефалограмму, пока еще не поздно. Вокруг только и повторяли, пока еще не поздно, шептались и оглядывались, слышу я или нет. Мама требовала, чтобы папа, наконец, вмешался. Может быть, уже поздно. В общем, меня отвели на этот энцефалограф. Я оказалась самая здоровая из всех, кого там обследовали. Маму поздравляли, она была счастлива. Доктор сказал, что хочет сделать энцефалограмму моему психологу. Но психолог (это была женщина) энцефалограммы испугалась. Я ей рассказала, что теперь у меня в голове ползают страшные змеи, как на электрическом щите с надписью: Не влезай, убьет! Только хуже. И психолог влезать отказалась. К ней как раз поступила новая методика, на таких, как я, хорошо действует музыка. Меня отвели в музыкальную школу, и у меня оказался очень музыкальный слух. Абсолютный, самый лучший – так маме сказали. Ее снова поздравляли. Мне выбирали музыкальный инструмент, а пока стали учить пению. Вы видели Одесскую оперу? Правда, красивая? Одесское бельканто. Мама была счастлива, она считала, что я уже там. Но я была еще здесь, я качалась на качелях, ударилась головой и случайно откусила язык. Самый кончик, но петь без него я не могла. Мы как раз сидели тогда за столом, я – рядом с папой, а сестра возле мамы, напротив. Мама поглядела на нас с папой, достала платок, вытерла глаза и сказала: – Боже мой, какая генетика страшная наука, неужели ничего нельзя сделать?..
Мы уехали из Одессы, и я, представьте себе, стала паинькой. Видно, это море и порт на меня влияли.
– А что сестра?
– Она была очень спокойная. Потом, уже в институте познакомилась с мальчиком, и они вместе стали ходить по дну Москва-реки.
– Почему именно по дну?
– Нужно же где-то гулять…
С этим нельзя не согласиться. Когда задаешь много вопросов, начинаешь испытывать неловкость. Чрезмерное любопытство – свойство предосудительное.
СКАЧАТЬ
