Образование Великорусского государства.Очерки по истории. А. Е. Пресняков

Чтение книги онлайн.

Разногласия эти глубоко захватили влиятельные общественные группы: князь Андрей Ярославич «здума со своими бояры», что лучше покинуть княжение и родину, чем служить ханам; Ярослав бежал из «отчины» – «с боярами своими»; в Новгороде борются две партии: одна склоняет новгородцев к покорности требованиям хана и великого князя Александра, другая – наводит князя Василия Александровича на «зло» сопротивления политике великого князя-отца.

Крайняя скудость наших сведений о русско-татарских отношениях XIII и начала XIV в. (едва ли случайная, так как замалчивание или, по крайней мере, смягчение фактов, тягостных или противоречащих воззрениям и тенденциям книжника-летописателя, – характерная особенность наших летописных сводов) не дает возможности учесть результаты татарской политики Александра Невского. Быть может, ими объясняется отсутствие иных, кроме одного, приведенного выше, следов татарских десятников, сотников, тысяцких и темников? Вопрос о времени, когда сбор дани и выплата татарского «выхода» ордынским властям перешли в руки князей, неразрешим с достаточной определенностью. Не знаем, в чем состояла «ослаба от насилья татарскаго» по смерти хана Берке (ум. в 1266 г.), отмеченная в летописных записях (ПСРЛ. Т. X. С. 145). С. М. Соловьев отметил, что после 1269 г. (когда упомянут Амраган, великий баскак Владимирский) нет больше помина о баскаках; что после переписи 1275 г. – «не упоминается больше о перечислении – ясный знак, что ханы, по разным причинам, начали оказывать доверенность князьям и что последние взяли на себя доставку дани в Орду», что князь Андрей Александрович обвинял перед ханом брата, великого князя Дмитрия, в уклонении от уплаты дани. Соловьев говорит об «удалении баскаков, численников и сборщиков дани» без возможности датировать и различить моменты этого освобождения Руси от постоянного и непосредственного воздействия ордынских властей. Однако terminus post quem для этого процесса – время Александра Невского. Надо признать, что активная роль княжеской власти в удовлетворении татарских требований и постепенное вытеснение прямых агентов власти хана с Руси начались с его времени (см. Соловьев С. М. История России. Кн. I. С. 1158). Русская письменность сохранила память об Александре Невском как о «хранителе и заступнике» Русской земли (Мансикка В. Й. Житие Александра Невского. С. 101).

Новгородская I летопись. С. 274, 277 и 281; ПСРЛ. Т. V. С. 190; Т. VII. С. 163.

Никоновская летопись разделяет Ростовское и Белозерское княжение с 1238 г., переделав запись своего источника: «А в Ростове седоста Васильковичи Борис да Глеб на княжение» (см. ПСРЛ. Т. IV. С. 34) в такую формулу: «А князь Борис Василькович сяде в Ростове, внук Констаньтинов, правнук Всеволож, праправнук Юрья Долгорукаго, препраправнук Владимера Маномаха, пращур Всеволож, прапращур Ярославль, препрапращур великого Владимера, а брат его князь Глеб Василькович сяде на Беле езере» (ПСРЛ. Т. X. С. 113). Книжник, ее составитель, не согласовал этого с сохраненным и в его труде известием 1251 г.: «Князь Глеб Василькович [внук Константинов, правнук Всеволож, преправнук Юрья Долгорукого] иде на Белоозеро, в свою отчину» (Там же. С. 138; ср. Лаврентьевская летопись. С. 449; Т. VII. С. 159). A. B. Экземплярский полагает, что Белозерский «удел мог существовать даже ранее 1251 г., хотя Глеб и жил пока в Ростове» (Указ. соч. Т.П. С. 155, примеч. 455); понимать это надо так, что, возможно, предназначение князю Глебу Белозерского княжения – по «ряду» отца, если он успел его сделать, или по «уряженью» князей – родичей с великим князем относительно малолетних ростовских князей, когда они «посажены» на Ростовское княжение.

Лаврентьевская летопись. С. 451. Перед тем Глеб ездил в Монголию к великому хану. В 1276 г. братья ходили в Орду с другими князьями по зову хана Менгу-Темура в поход против Ясов. Борис умер в Орде перед походом, а Глеб вернулся на Ростовское княжение.

Лаврентьевская летопись. С. 451: в 1256 г. «князь Борис поеха в Татары, а Олександр князь послал дары; Борис же быв у Улавчия, дары дав и приеха в свою отчину с честью». Никоновская поняла по-своему: «Князь же Борис Василькович Ростовский иде в Татары со многими дары; также и Александр Ярославич посла послы своя в Татары со многими дары» (ПСРЛ. Т. X. С. 140–141).

Лаврентьевская летопись. С. 452. Возможно, что великий князь Александр нашел опору своей политики в духовенстве. Митрополит Кирилл, ставленник Даниила Галицкого, был, по-видимому, посредником в сношениях своего князя с Андреем Ярославичем, но затем остается в течение ряда лет на севере. В решительный момент – 1251 г. – оба Кирилла, митрополит и епископ Ростовский, ездили к Александру в Новгород, а затем митрополит встречает Александра «со кресты у Золотых ворот» во Владимире, когда тот вернулся из Орды ханским ставленником на великое княжение, и участвует в обряде посажения. Упоминается он во Владимире и в 1255 г., а в 1256 г. сопровождает Александра в Новгород (ПСРЛ. Т. VII. Т. 161; впрочем, известие это весьма сомнительно и не подтверждается другими летописями). Предположение Голубинского, что митрополит Кирилл, быть может, «после 1252-го и 1256 гг. не уходил из Северной Руси и провел в ней сподряд все время с 1250-го по 1263 г.» (История Русской церкви. Т.П. С. 57), – вероятно, тем более что в 1261 г. по его благословению решено дело об управлении Ростовской епархией, в 1262 г. состоялось поставление нового ростовского епископа Игнатия, а в 1263 г. митрополит Кирилл совершает обряд погребения тела великого князя Александра. Е. Е. Голубинский указывает и на то, что митрополит Кирилл только в 1274 г. поставил нового епископа во Владимир на место убитого татарами в 1228 г. Митрофана и склонен приписать Кириллу мысль если не о перенесении во Владимир митрополии, то об оставлении Владимирской епархии за митрополитами. На севере должно было состояться поставление епископа Митрофана на новую Саранскую епархию в 1261 г. – быть может, также момент в татарской политике великого князя Александра.

Так, например, в деле назначения архимандрита Игнатия в помощь престарелому епископу Кириллу (Лаврентьевская летопись. С. 452); по кончине епископа Игнатий стал его преемником.