– Саня, – произнес я, едва успев открыть дверь лаборатории. – Я – в жопе!
– Это ты уже говорил, – ответил друг, не отвлекаясь от пульта со множеством лампочек. – Скажи что-нибудь новенькое.
За те полгода, что я не заходил к нему в гости, лаборатория значительно преобразилась. Вместо допотопного оборудования, бывшего, видимо, еще ровесником самого института, появились новые приборы, еще пахнущие заводской краской и свежим пластиком. Причем, явно не отечественного производства. По центру комнаты разместился огромный металлический подиум, заняв большую часть помещения. В воздухе висел запах озона – если бы не испепеляющая жара снаружи, то я бы подумал, что скоро начнется гроза.
Все же, кое-что осталось неизменным. По всей лаборатории, на первый взгляд – в жутком беспорядке – валялись листы бумаги, исписанные корявым подчерком Семенова. Обычно люди, да и я в том числе, пишут по одной букве в клеточке. Некоторые – по букве на полторы клеточки. Но не Саша! Я до сих пор не понимаю, как он умудряется писать по две строчки в одной клеточке! И Бог с ним – писать, как он умудрятся после прочитать, что написано? Хотя, я так подозреваю, что он и не читает, что там сам же и накалякал. В этом нет необходимости. И вот почему.
Башка у парня варит. Вообще, что касается математики и физики, его мозг словно находится в другом измерении. Он высоко над тем, через сколько времени встретятся два поезда, один из которых выехал из пункта А, а другой – навстречу из пункта Б. Пока мы в школе решали подобные бредовые задачки, он уже тогда пытался найти практическое применение не алгебре и геометрии, а высшей математики, причем это применение далеко не ограничивалось тем, чтобы согнуть кусок проволоки в виде интеграла и достать шляпу из лужи – вовсе нет!
Пока мы решали контрольные, он за считанные минуты успевал решить все задачки у себя в голове, не написав на листке ни единого знака. Наша школьная учительница так ему и говорила: «Саша, я понимаю, что эти задачи тебе неинтересны, но ты хотя бы задание мне отдать не забудь. Кроме тебя ведь еще другие дети есть». И это «другие дети» всегда произносилось с такой издевкой… мол, другие, то есть мы – тупенькие, неполноценные.
А на математических олимпиадах, пока, опять же, мы пыхтели над одним заданием, Семенов успевал решить все. Но он никогда не сдавал свою работу. Потому как сдавать было нечего. Подавляющее большинство решалось в голове, а там, где процессор перегревался, на бумаге появлялись несколько закорючин – и ответ готов! Вопрос – ответ, вопрос – ответ. Он не заморачивался над процессом решения, процесс для Саши был не важен. Он получил задачу и вывел ответ – удовлетворил не преподавателя, или организаторов олимпиады, а себя. Глядя на одноклассника, я реально боялся восстания машин. Потому что мне казалось, что там, в будущем, оно уже СКАЧАТЬ