Чем же живет теперь наша историография? Вместе с К. С. Аксаковым мы можем сказать, что у нас теперь нет «истории», что «у нас теперь пора исторических исследований, не более». Но, отмечая этим отсутствие одной господствующей в историографии доктрины, мы не отрицаем существования у наших современных историков общих взглядов, новизной и плодотворностью которых обусловливаются последние усилия нашей историографии. Эти общие взгляды возникали у нас одновременно с тем, как появлялись в европейской науке; касались они и научных методов, и исторических представлений вообще. Возникшее на Западе стремление приложить к изучению истории приемы естественных наук сказалось у нас в трудах известного А. П. Щапова (1831–1876). Сравнительный исторический метод, выработанный английскими учеными и требующий, чтобы каждое историческое явление изучалось в связи с подобными же явлениями других народов и эпох, – предлагался и у нас многими учеными (например, В. И. Сергеевичем). Развитие этнографии вызвало стремление создать историческую этнографию и с точки зрения этнографической рассмотреть вообще явления нашей древнейшей истории (Н. И. Костомаров, 1817–1885). Интерес к истории экономического быта, выросший на Западе, сказался и у нас многими попытками изучения народно-хозяйственной жизни в разные эпохи (В. О. Ключевский и другие). Так называемый эволюционизм имеет и у нас своих представителей в лице современных университетских преподавателей.
Не только то, что вновь вносилось в научное сознание, двигало вперед нашу историографию. Пересмотр старых, уже разработанных вопросов давал новые выводы, ложившиеся в основание новых и новых изысканий. Уже в 70-х годах С. М. Соловьев в своих «Публичных чтениях о Петре Великом» яснее и доказательнее высказал свою старую мысль о том, что Петр Великий был традиционным деятелем и в своей работе реформатора руководился идеалами старых московских людей XVII в. и пользовался теми средствами, которые были подготовлены раньше его. Едва ли не под влиянием трудов именно Соловьева началась деятельная разработка истории Московской Руси, показывающая теперь, что допетровская Москва не была азиатски косным государством и действительно шла к реформе еще до Петра, который сам воспринял идею реформы из окружавшей его московской среды. Пересмотр старейшего из вопросов русской историографии – варяжского вопроса – озаряет новым светом начало нашей истории. Новые исследования по истории Западной Руси открыли перед нами любопытные и важные данные по истории и быту Литовско-Русского государства. Указанными примерами не исчерпывается, конечно, содержание новейших работ по нашему предмету; но эти примеры показывают, что современная историография трудится над темами весьма крупными. До попыток исторического синтеза, поэтому, может быть и недалеко.
В заключение историографического обзора следует назвать те труды по русской историографии, в которых изображается СКАЧАТЬ