Миссия в Москву. Воспоминания доверенного лица президента Рузвельта о советской стране, ее лидерах и народе. Совершенно секретные донесения Белому дому. Джозеф Эдвард Дэвис
Чтение книги онлайн.
Читать онлайн книгу Миссия в Москву. Воспоминания доверенного лица президента Рузвельта о советской стране, ее лидерах и народе. Совершенно секретные донесения Белому дому - Джозеф Эдвард Дэвис страница 20
Пишу это вам лично и без протокола[13].
Искренне ваш,
Джозеф Э. Дэвис
Дневник Москва, 30 января 1937 года
13.00 – заезжал посол__________. Он крайне настроен
против советского режима. Что касается процесса над группой Радека, который стал сенсацией для дипломатического корпуса на этой неделе, он считает, что все подстроено и продиктовано внутренними распрями между старыми большевиками. Он считает, что признания добыты с помощью всевозможных угроз и физического воздействия на обвиняемых. Мне он рассказал необычную историю, которую только сам что услышал. Оказывается, на Украине арестован польский гражданин по обвинению в шпионаже. Польское посольство, как он понял, не смогло добиться его освобождения, поэтому арестовало двух видных советских деятелей в Польше. Это привело к обмену заключенными на границе. Поляк оказался весьма больным человеком, был взят под наблюдение и госпитализирован польскими медиками. Те пришли к выводу, что тот в бессознательном состоянии был накачан атропином или каким-то подобным препаратом, который ему вводили в пищу с целью ослабления воли[14]. По его мнению, это стало одной из причин нынешних признаний на суде. Он также предположил, что причиной признания Ромма был тот факт, что жену и ребенка Ромма побудили приехать в Россию и что сам Ромм был вынужден вернуться, опасаясь невольно причинить им вред. Это, по его словам, было чистым предположением с его стороны. Это первое конкретное заявление, которое я услышал на фоне общих слухов об употреблении наркотиков, и оно из предвзятого источника.
А на Красной площади устроили всенародное празднование по поводу вынесенных военным судом приговоров. В тот вечер можно было наблюдать необычное зрелище: толпы восторженно марширующих мужчин и женщин демонстрировали явное удовлетворение от того, что «предатели раскрыты и наказаны»[15].
Москва, 18 февраля 1937 года
СЕНА ТОРУ ДЖЕЙМСУ БАЙРНСУ
Мой дорогой Джим!
На этом процессе по делу о госизмене основным пороком процедуры, с нашей точки зрения, было подчинение прав личности государству. Что касается подобных судебных процессов, как и в некоторых других европейских странах, существует теория, согласно которой обвиняемый обязан дать показания государству после того, как будет доказано prima facie[16].
Гарантии общего права для защиты личной свободы человека от возможных притеснений со стороны правительства, такие как право обвиняемого на адвокатскую помощь СКАЧАТЬ
Великая хартия вольностей.
В письме своему другу Артуру Кроку я не написал, что собираюсь в неофициальной обстановке обсудить этот вопрос кое с кем из советского правительства, потому что не был уверен в правильности такого шага.
Как обычно, большую помощь оказал Хендерсон. Я обсудил с ним этот вопрос, и он, похоже, счел, что с дипломатической точки зрения не будет таким уж неуместным, если я обсужу такого рода личный вопрос с соответствующими должностными лицами и если четко обозначу, что делаю это не в своем официальном качестве. И вот я встретился с президентом Калининым, премьером Молотовым и министром иностранных дел Литвиновым. «Очевидно, – сказал я, – целью дипломатического представительства в Соединенных Штатах и в Москве является содействие дружественным отношениям и лучшему взаимопониманию». Поэтому я взял на себя смелость лично и совершенно неофициально предложить им серьезно рассмотреть вопрос о Ромме. Я подробно остановился на способностях, высоком характере, положении и позиции американских журналистов и на том, что это не может не оказать благотворного влияния на общественное мнение в Соединенных Штатах, если советское правительство сможет учесть их мнение относительно верности Ромма своему правительству в том, что касается его поведения в Вашингтоне. Вполне уместно, что свидетельства такого рода должны быть рассмотрены в связи с вопросом о виновности Ромма. Предложение было воспринято со всей учтивостью. Молотов заявил, что ценит мои добрые намерения и приветствует высказанные предложения. С другой стороны, сказал он, к сожалению, «господа журналисты» в Вашингтоне не в курсе всех фактов. Поэтому он надеется, что свои окончательные суждения они отложат до тех пор, пока не будут вскрыты все факты. Его правительство не может брать на себя никаких обязательств до тех пор, пока вся ситуация не будет тщательно изучена. Если, однако, останутся сомнения, они с большим вниманием отнесутся к заявлениям американских журналистов в Вашингтоне. Я уехал с ощущением, что если что-то еще можно сделать, то это обязательно будет сделано. Конечно, бедняга Ромм не оставил себе шансов после того, как закончил давать показания в открытом суде.
В любом случае он не был предан публичному суду, и мне сообщили, что его отправили на работу в глубинку. Когда позже я беседовал об этом деле с послом Уманским, тот сказал, что именно акция американских газетчиков спасла ему жизнь, поскольку «сведения о деятельности Ромма весьма невеселые».
В последующем обсуждении этого «атропинового» отчета другой дипломат из соседней страны заявил, что не стал бы верить этой истории в силу ее предвзятости и враждебности. Он сослался на описание Брюсом Локкартом препарата («британский агент»), который получал, когда был арестован по подозрению в причастности к покушению на Ленина, а также привел заявления об отрицании принудительных мер третьей степени со стороны обвиняемых на процессах о государственной измене. Тем не менее ради той ценности, которую оно может представлять, вот это заявление.
Советское правительство опубликовало английские переводы материалов этих двух судебных процессов о «чистках», на которых я присутствовал. С согласия Министерства иностранных дел я смог приобрести пятьдесят или шестьдесят дубликатов каждого из них, которые послал различным друзьям в Соединенных Штатах. Возможно, читателю будет интересно узнать, что два весьма известных юриста, один из которых был помощником генерального прокурора при администрации президента Вильсона, достопочтенный Чарльз Уоррен, автор недавней книги о Верховном суде США, а другой – достопочтенный Сет В. Ричардсон, помощник генерального прокурора при администрации Гувера, сказали мне, что с интересом ознакомились с материалами процесса и что каждый из них пришел к выводу, что, по их мнению, представленные доказательства не предполагали никакого другого приговора, кроме обвинительного.
В деле Бухарина, год спустя, одной из самых необычных особенностей процесса было заключительное выступление – «последнее слово» Бухарина. Он обсуждал упомянутые признания. Во время последнего процесса он прочитал книгу Фейхтвангера, которую нашел в тюремной библиотеке, и последовательно разбирал различные объяснения или теории, выдвинутые в ней, и заявлял, что они «все неверны». Среди них была теория «наркотика».
Буквально – с первого взгляда. Концепция подразумевает очевидное и достаточное доказательство, выглядящее достоверным при отсутствии опровержения.