– А ты попробуй!
– Да я не смогу, Максимушка, грехи к земле тянут. Это ты, маленький еще, безгрешный, светлый. Вот и летаешь. А я только пешком, только по земле.
– Ой, бабуль! Завтра праздник, да ведь? Я забыл почти, но вспомнил, бабуль. Мама приедет?
– Может, и приедет. Если дел у нее срочных не будет, то, конечно, приедет.
– А почему дела у нее всегда?
– Такая вот жизнь, солнышко. Взрослые заняты сильно, забот у них много, работы, – заметив, как наморщился гармошкой Максимкин нос, бабушка подняла его мордаху за подбородок и утешающе сказала. – Но ты заранее не расстраивайся-то. Вдруг приедет, а у тебя нос раскис?
Максим согласно кивнул и утер нос тыльной стороной ладони.
Праздничное утро началось с заливистого перезвона колоколов на маленькой церквушке. Солнце взрывалось искрами на ее золотых куполах, блестело на зеленой листве деревьев, превращая Ивушки в сказочный изумрудный калейдоскоп. Местный гармонист, старый дядя Гена, где-то вдалеке затянул «Катюшу».
– Гостьюшки-то наши прибудут сейчас, ось притопчут… – сказала Максимке соседка, баба Нюра. – Вот пойдут, понапридут гостьюшки-то. Порассыпятся по дворам. Чекушки понаоткрывают, глянь-к. Песни запоют, слава тебе, Господи. Светлый праздник нонича, дитятко, светлый…
– А к тебе придут, баб Нюр? – спросил Максимка, прижимаясь пузом к ограде и высовывая нос наружу. Он с замиранием сердца следил за дорогой, чтобы ни в коем случае не пропустить маму. Хотел было бежать за околицу, к шоссе, да испугался, что в толпе ее проворонит.
– А кому я нужна-т, дитятко? Коряга старая… Уж только Лизавета у меня осталась, да и та уехала. Пришла тогда, говорит, прости, баб Нюр, уезжаю я в Америку. В последний раз тогда и свиделись, почитай.
– А чего она тебя с собой не взяла?
– Господь с тобой, куда? На чужбину? Да и как она меня возьмет? Чай, в карман не положишь. Нет, Максимушка, я лучше ось туточки, на своей земле родной буду.
Максимка вздохнул. Жаль бабу Нюру. Совсем она одна. И не только ее жаль. Много в Ивушках таких одиноких, забытых стариков. Он насупился и уткнулся лбом в железный прут забора.
А гости прибывали. Приезжали на автобусе или на своих собственных автомобилях. Шумные, гомонящие. Руки полны цветов и сумок. Бурливой пестрой рекой втекали они в устья улиц и переулков, спешили к своим родным. К полудню во многих дворах были накрыты столы, слышались тосты и перезвон стопок. Потянуло запахом краски. Кто-то, видать, решил красоту навести, помочь родным. Когда еще случай представится?
Максим глядел и глядел на дорогу и чувствовал, что глаза наполняются слезами. Мамы не было. Опять. Он отвернулся, подошел к бабушке и сел с ней рядом на лавочку. Бабушка сидела прямо, шепотом молилась и крестилась на купол церкви, чуть виднеющийся вдалеке за кроной цветущей липы. В левой руке она теребила белый платочек с полинявшим узором из голубых цветов.
– Господи, СКАЧАТЬ