Грета запела о любви.
Волгин замер, досадуя, что не успел обойти площадь вдоль и поперек. Теперь уже казалось невежливым пробираться в толпе и заглядывать в лица собравшимся.
Оставалось лишь вертеться на месте в надежде, что скользящие по площади лучи прожекторов выхватят из темной человеческой массы лицо Кольки.
Его внимание привлекла миниатюрная девичья фигурка, затесавшаяся среди крупных, массивных фигур бюргеров. Волгин и сам не знал, что его привлекло в этой миловидной, скромно одетой, ничем особым не выделявшейся девушке.
Возможно, выражение лица…
Хотя Волгин видел лишь профиль, однако его заворожили трепетность и благоговение, с которым юная зрительница внимала артистке.
Девушка молитвенно сложила на груди руки, глаза ее сияли.
Вдруг из толпы раздался резкий свист, девушка вздрогнула, будто воспрянув от прекрасного сна, и с удивлением оглянулась вокруг.
– Предательница! – крикнул кто-то. – Американская подстилка!
Эти слова, без сомнения, адресовались Грете.
– Убирайся к своим джонам, – подхватил другой голос.
Грета побледнела, тень смятения промелькнула на ее лице. Волгин видел, что ей стоило больших усилий сохранить улыбку. Она продолжала петь, вытягиваясь перед микрофоном в струну.
Музыканты растерянно озирались по сторонам.
Толпа неистовствовала. Свист и крики усиливались.
Собравшись в единую массу, зрители перестают быть отдельными людьми, они превращаются в часть целого, и это целое диктует изменения в настроении и поведении. Благопристойный буржуа способен превратиться в необузданного бунтаря и ниспровергателя, окажись он в соответствующем окружении и напитайся соответствующей энергией.
Вот так и сейчас: благожелательная публика на глазах превратилась в бушующее море, и эта разъяренная стихия готова была разрушить все вокруг, но главное – растерзать виновницу торжества, в одиночестве стоящую на дощатом помосте под перекрестным огнем пылающих лучей прожекторов.
Волгин невольно взглянул в сторону миловидной девушки и увидел испуг и замешательство, граничащие с болью. Юная зрительница уже не слушала артистку, она осматривалась по сторонам, как человек, внезапно обнаруживший, что он оказался посреди свирепой стаи.
Бюргеры орали и свистели, а американские солдаты, которые поначалу недоуменно озирались на местных, вошли в раж и стали азартными воплями и гиканьем подбадривать Грету, только усиливая шум и возмущение в толпе.
«Ты для меня один на белом свете, ты мой единственный рыцарь и принц!» – пела Грета, но в голосе ее уже не было нежности. Она выкрикивала слова песни, будто это был военный марш. Казалось, теперь ей даже нравилось то, что происходит на площади. Она расправила плечи и раскинула в стороны руки, будто пыталась обнять, а может, и усмирить публику.
Волгин СКАЧАТЬ