Вячеслав посмотрел на сутенера серьезно. Странно, почему самые искренние признания, самые глубокие душевные излияния со стороны выглядят фарсом, клоунадой, напыщенно-пафасным идиотизмом?
Он молча достал пистолет и без сожаления протянул французу:
– Никогда, – сказал тихо. – Пользуйся пушкой, но один патрон держи про запас. Если нарушу слово, он мой. Так вот возьмешь и пристрелишь. Договорились?
Анри молча смотрел на пистолет, даже протрезвел, казалось. Потом осторожно протянул руку. Оружие было тяжелым и холодным. Как бремя клятвы, подумалось ему. Он взвесил пистолет на руке, потом бережно спрятал. Вместе с пистолетом пришло ощущение того, что приобрел что-то. Не в материальном, но в моральном плане.
Француз поглядел на Вячеслава, тот стоял до тошноты серьезный. Анри не сдержался и рассмеялся в голос, легко и жизнерадостно.
– Эх ты, дядька, – ткнул Славу в плечо кулаком. – А еще беспредельщик.
10
Хозяин не спал. Стоило только закрыть глаза, как его захлестывала страшная живая тьма. Она была непроглядной, но в ней, он точно знал это, кто-то склизко шевелился. Кто-то огромный, страшный, необъятный и непостижимый. Эта тьма пугала хуже, чем в детстве. От нее накатывал такой леденящий ужас, что он тут же открывал глаза.
Ему было холодно. Била дрожь. И от ледяной, словно ужас, стужи в жаркую летнюю ночь не спасали ни теплое одеяло, ни потрескивающий березовыми поленьями камин.
Он повернулся. Рядом подремывал араб. Впрочем, под взглядом хозяина он тут же проснулся.
– Мамед, – позвал бывший президент.
– Да, хозяин.
– Скажи мне, ты выслушаешь еще одну мою исповедь?
– Я готов, хозяин. Я весь – одни сплошные уши. Вы хотели рассказать еще о семье?
– Нет.
– Тогда о чем?
– Не знаю. – Хозяин поежился. – Мне холодно и страшно, Мамед. Мне темно, холодно и страшно.
– Для человека, которому достало воли так нагнуть страну и так попрактиковать Камасутру, ты что-то слишком слаб, хозяин.
– Я всегда был слаб, дорогой мой. Мной всегда играли. Сперва свои, которые поставили меня на этот пост. Потом чужие, которые подтолкнули меня к реализации этой анархистской идеи. Я задаюсь вопросом, Мамед. Кто виноват в том, что произошло? Кто? Те, первые? Или эти, вторые?
– Вы хотите честный ответ, или тот, который будет приятен? – ровным тоном спросил араб.
– Честный, Мамед, только честный.
СКАЧАТЬ