Миллефиори. Людмила Марковская

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ кухонными дрязгами и пьяными скандалами, когда-то принадлежала, видимо, богатым людям. Об этом говорили изразцовые печкиголландки и лепные узоры на высоких потолках прежних огромных комнат, разделённых тонкими перегородками на тесные клетушки. Жизнь в них всегда была сильно уплотнённая. В каждом закутке или чуланчике кто-то жил. Вещей почти не было, только самое необходимое, поэтому даже маленькие комнаты казались просторными.

      Стержнем густонаселённой коммуналки был длиннейший коридор, по которому дети катались на велосипеде. Бугристые его стены навеки окрашены в жуткий болотный цвет до контрастной линии, опоясывающей всё помещение на уровне глаз взрослого человека. В этот коридор выходили все комнаты, в которых обитали семь семей.

      Формула заселения любой коммуналки проста: берёте треть интеллигенции, треть работяг, треть людей без определённых занятий, часто зэков, проституток или алкоголиков, смешиваете, но не взбалтываете.

      Итак, в первой комнате проживала Малашук Тамара Васильевна, женщина приземистая, крепко сколоченная, со стрижкой «под горшок». Упрямая, такая не заплачет, не попросит, а потребует. Первое время разговаривала только матом. Если что, так обложит – не подходи. Кто-то разузнал, что росла она в деревне, в многодетной семье, была старшей. Приехала в город, устроилась на завод, вскоре поняла, что с её-то счастьем да некрасивостью замуж не выйти, и просто переспала с кем-то. Для сыночка готова была разбиться в лепёшку. У него всё было только лучшее. В клетке у Шурика даже жил зелёный говорящий попугай. Он действительно произносил хрипло и раскатисто: «Хороший мальчик», «Привет», «Гоша хороший», а если очень попросишь, то и «Здравствуйте, товарищи!»

      А вот Тамару нелегко было разговорить. Она заранее, как дикобраз, выпускала иголки, становясь в оборонительную позицию, ещё когда никто и нападать-то не собирался. Видать, жизнь её не баловала, не с чего было улыбками расцветать. С течением времени стала на заводе кладовщицей. И лучше цербера было не найти. С непроницаемым лицом стояла она на своих толстых ногах в мужских носках и дерматиновых босоножках, перегораживая вход посторонним квадратным туловищем, обтянутым тёмно-синим халатом. В зубах дымилась папироса. Начальство уважительно выписывало ей за неподкупность ежемесячные надбавки и премии.

      В девяностые годы грандиозных скандалов с кровавой резнёй среди коммунальной разношёрстной публики, конечно, уже не было, но и идиллической дружбы с душевными совместными праздниками, как в кино, тоже не наблюдалось. Несколько лампочек в туалете, ведущих к разным выключателям, говорили об этом. Не очень-то дружили даже дети, каким-то образом чувствуя противоестественность подобного объединения. Детей было семеро: сама четырнадцатилетняя Ната Киселёва, мальчики Артём Шишков семи и Шурик Малашук – четырёх лет, сёстры Валя и Аля Гальперины – пятнадцати и тринадцати лет и трёхлетние близнецы Морозовы – Федорчук. У близнецов, как ни странно, были разные фамилии, и вот как это получилось. Когда шла афганская СКАЧАТЬ