Девушка продолжала внимательно смотреть. И… Ему показалось, что за секунду он стал сходить с ума. Словно он был не врач, словно не было стольких лет практики и самодисциплины. Он судорожно пытался вспомнить о профессионализме, о невозможности флирта, обо всех доступных методах лечения, но резкая фантазия о её губах, касающихся его кожи и приоткрывающихся от удовольствия, вспыхнула в голове ярким огромным пятном.
В это мгновение дверь медленно приоткрылась и в кабинет осторожно просочилась мышка-секретарша с подносом в руках. Опять без стука. Глупенькая. Но ему было не до замечаний. Он, в какой-то степени, даже был ей благодарен. Бесшумное появление Иви резко слило из тела мысли о стонущей пациентке.
Адель, словно очнувшись и сделав выбор, встала и протянула ему руку.
– Я позвоню, если решу продолжить, спасибо, мистер Крестовский.
– Влад, – быстро ответил он, вскакивая навстречу и пожимая холодную ладонь.
Вильнув всем телом, Адель растворилась в дверном проёме. Уходя, она прошла сквозь Крестовского, сквозь мышку-секретаршу, и даже сквозь проснувшуюся и заинтересовавшуюся мебель, оставляя их слегка опешившими и опустошенными.
– Не нужно чай, Иви. Я же говорил стучаться. Ты помнишь?
Девушка округлила глаза, будто непроизвольно описалась и часто закивала.
– Иди Иви, спасибо.
Влад взял диктофон и подошел к окну:
– Адель Пакстон. 33 года. Женщина. Белая. Тревожные состояния. Страхи. Панические атаки.
Завершая сеанс, он почти ненавидел себя.
Встреча вторая. Третья, четвертая, пятая, шестая.
Крестовский боялся, что она больше не придет.
Зря.
Она не могла не прийти.
Прекрасная, шелестящая своим строгим деловым костюмом, покачивая телом, как акула, заплывающая в бухту, чтобы съесть всех, кто заплыл за буйки, она шла к кожаному креслу и смотрела на Крестовского невинными голубыми глазами. Если бы не этот взгляд, то по всему остальному – запаху, движению, дрожанию воздуха – пациентом в этом кабинете выглядел он. Но взгляд. Там, за стеклом глаз, стояла отчаявшаяся молчаливая девушка, запертая на десять замков, возможно уже погибающая. Возможно, видимая только ему. И он не собирался с этим смиряться. Он собирался её спасти.
«Какая же ты изящная», – выдохнул сам в себе с удовольствием Крестовский.
Она села в кресло, положила ногу на ногу и поставила маленькую серую сумочку на пол.
– Я рад вас видеть, – чушь, он не рад, он сходил по ней с ума.
– Спасибо, я тоже, – чушь, она не могла уснуть несколько дней подряд мучимая и разрываемая неведомым до этого чувством и нуждой быть услышанной.
– Продолжим? – он не хотел продолжать, он хотел разорвать все её покрывала на куски, содрать слои невидимой штукатурки и откопать под обломками её, её настоящую. И посмотреть в глаза.
– Да, – она не собиралась продолжать. Лихорадочно, как вырвавшийся на свободу СКАЧАТЬ