Будет моя тушка
Во петле висеть.
За соседними столами нестройный секстет голосов запевал до жути знакомую песню. Мастер Барте говорил, что никогда не получается привыкнуть к двум вещам: выходу на сцену в день премьеры и моментам, когда твое детище уходит в народ. Горячее варево из стыдливости и гордости вскипало в Оливье. Он весь покраснел и был счастлив, что в полумраке подвальчика никто не разглядит его смущения. Внимания ему хватало, даже оставался излишек в виде домашних заданий – по просьбе Гурта он переписывал манифест, чтобы тот перестал звучать тривиально и стал отличаться от государственной пропаганды, лениво штампованной. Сейчас они обсуждали уже третью редакцию, пытаясь сократить текст, но он только рос от новых идей Гурта и новых форм, созданных Оливье. А потом Жорж спросил, как они думают распространять эту толстую брошюру. Сольда предложила почту, хотя тут же усомнилась в их желании сотрудничать.
– Почтамт насквозь правительственный! – прошипел, скалясь, Гурт и ударил кулаком по столу. – Но мы их убедим.
– Это как же? – спросила Сольда.
– Как и положено людям, которые вершат дела, а не колеблются! – уверенно, но немного заговорщицки ответил Гурт, вскинув бровь.
Оливье вертел головой, смотрел то на одного товарища, то на другого, совсем не понимая, о каких решительных действиях идет речь.
– Наш лидер предлагает теракт, – не очень довольно объяснила Сольда. – Как настоящий взрослый революционер…
– Смеешься? Или испугалась? – подначивал Гурт.
– Да не делается это так: с мельницей, мол, перемелется – захотел и подорвал! – шипела она в ответ. – Нужен план, подготовка…
– Ага, и манифест дописать, потом можно вечерок вздремнуть, глядишь, и революция сама свершится!
– Теракт? Подорвать? – Оливье был напуган, чего не скрывал.
– Да, друг, настала пора вылезти из подвала. Мы – не подпольные мышата! – подбивал их Гурт.
– А если жертвы? – неуверенно спросила Сольда.
– А ты хотела как-то иначе? Чтобы мы все вышли, взялись за руки, и король подписал отречение? – не сдавался Гурт. – Перемены пишутся кровью!
– Кровью? – вновь переспросил Оливье. – А зачем свергать короля? Я думал, мы хотим реформирования Свода и смены правительственного аппарата, – Оливье подглядывал в манифест, сверяясь. – И почему действительно все не выйдут?
– Боятся, – бросил Гурт, не отрываясь от зрительной перестрелки с Сольдой.
– Короля? – недоумевал Оливье.
Ему всегда казалось, что Норманн II – добрый правитель, хотя и молодой, чьей неопытностью многие лета пользовались подлые царедворцы. В частности, бывший регент, который все никак не хотел выпускать власть из рук. «Проклятая четверка»: Первый Советник, министр обороны, министр экономики и личный врач королевы-матери пиявками вцепились в казну и династию. Норманн II же – мягок, порой нерешителен, СКАЧАТЬ