Я говорила быстро, зло, резко, каждым словом желая задеть, ранить, зацепить. И вместе с тем, в глубине души отчаянно желая, чтобы он возразил, переубедил, поспорил…
Но раньше, чем изо рта Якова вырвалось хоть слово, я уже заметила его взгляд. Неловкий, стыдливый, виноватый…
– Карин, ну ты что говоришь такое? – откликнулся вяло, словно и сам до конца не был уверен в том, что нужно возражать.
– А что еще мне говорить? Что думать? Тем более, что ты не торопишься что-либо объяснять!
Я изо всех сил старалась не переходить на крик, чтобы не пугать сына, но нотки истерики порой еще прорывались, выдавая волнами набегавшее на душу отчаяние.
Яков шагнул к кровати, упал на нее, точно разом лишившись всех сил, и, закрыв лицо руками, отчего голос его зазвучал глухо, проговорил:
– Не знаю, с чего начать… просто… спрашивай. Что хочешь…
– Ты жил с нами обеими? Спал одновременно?
Он резко вскинулся:
– Нет, конечно! Карин, ну ради всего святого, я же каждую ночь дома был, нигде не задерживался…
– …и старательно прятал паспорт, – закончила за него, не скрывая сарказма.
– Я боялся.
– Но так ведь невозможно прожить всю жизнь, скрывая такие вещи! А если бы с тобой что-то случилось?! Ты об этом подумал?! С чем бы мы с Ромой остались?!
Он мотнул головой, как оглушенный выстрелом медведь, твердо возразил:
– Я о вас позаботился…
– Пока я вижу, что все совсем наоборот. Ладно… и что, ты с ней виделся вообще за эти годы? Кроме того раза, когда солгал мне, что поехал на срочную встречу якобы с поставщиком!
Он вновь виновато опустил голову, ответил – как показалось, вполне честно:
– В основном только говорил по телефону.
Я сделала глубокий вдох, пытаясь уложить в голове всю полученную новую информацию. Но ее по-прежнему было мало. И ничего из сказанного не объясняло главного…
– Раз ты с ней не был… – проговорила, зачем-то тщательно подбирая каждое слово, словно от верно подобранной формулировки зависела моя жизнь, – то почему не развелся? Почему не признался мне в том, что женат?
И снова – чувство вины, что пропитало собой, кажется, весь его облик. Черты лица, сгорбленная поза, нервно сцепленные руки – во всем этом считалась мука и… понимание неизбежности, суть которой была известна сейчас лишь ему одному.
– Поначалу мы расстались лишь на время… не окончательно, – начал он говорить, и с первых же его слов мне вдруг стало подспудно ясно, что именно я услышу дальше…
***
Девять лет назад
Он едва передвигал ноги.
После ночной смены они казались непослушными, неподъемными, как две огромные гири, словно бы и не ему даже принадлежавшими.
От понимания, что у него есть буквально час на СКАЧАТЬ