– Я… обидела человека, – нехотя созналась она. – Мы повздорили.
– Кого-то из своих парней?
– Не совсем… То есть – да, мы работаем вместе, но… он немолод.
– Тогда тем более стоит извиниться первой, – кивнул отец с таким важным и хладнокровным видом, словно подписал резолюцию.
Газетный уголок расправился, скрывая за собой серо-голубой глаз, вернувшийся к изучению мелких строчек утренних новостей.
– Господин Нильсборий! – воскликнула матушка. – Смею не согласиться! Сурьма – молодая девушка из высшего общества, ей не пристало первой приносить свои извинения, тем более – мужчине не своего круга!
Из-за газеты раздался долгий вздох.
– И я уверена, дорогая, – госпожа Кельсия положила ладонь на руку дочери, – в вашем недопонимании виноват именно он, и ты ни в коем случае не должна извиняться первой! Запомни, дитя моё: такие, как мы, вообще ничего не должны каким-то там технециям! Он огорчил тебя – я вижу, что огорчил – и это он обязан просить у тебя прощения.
Ещё один вздох, горше первого, колыхнул газетные листы.
– Послушать тебя, душа моя, – подал голос господин Нильсборий, – так ты желаешь нашей дочери жизни безрадостной и бесприютной.
– Что за вздор! – возмутилась матушка. – С чего бы это?
– С того, что никто не любит тех, кто слишком высоко задирает свой и без того курносый нос.
– Хм, – госпожа Кельсия вздёрнула подбородок, – в обществе, господин Нильсборий, нужно держаться соответственно своему статусу и не опускаться до уровня простолюдинов, пусть даже тебе приходится с ними работать. Только тогда тебе будут оказывать должное уважение, друг мой! Не слушай отца, дитя моё, – повернулась она к Сурьме, – он так же бесчувственен в этих деликатных вопросах, как и большинство мужчин!
– Да, дитя моё, – спокойно согласился из-за газеты Нильсборий, – слушай свою матушку, коли хочешь остаться в жизни одна-одинёшенька.
– О, не печальтесь об этом, друг мой, – в голосе госпожи Кельсии зазвенела холодная сталь, – нашей дочери это не грозит, у неё есть Астат: приличный молодой человек, к тому же – влюблён в неё без памяти! Вот уж кто по достоинству ценит и её положение в обществе, и фамильный титул!
– Безусловно, душа моя, уж фамильный-то титул Астат ценит исключительно!
– И это делает ему честь, друг мой!
Сурьма пожелала всем хорошего дня и вышла из-за стола, но увлечённые спором родители даже не обратили на это внимание. Не услышали они и того, как за ней закрылась входная дверь.
***
Рабочий день прошёл без приключений. Висмут практически всю смену был на открытых путях, на утреннем собрании поздоровался с Сурьмой как ни в чём не бывало, но вечером, вернувшись в подсобку, даже взглядом её не удостоил. СКАЧАТЬ