Русская революция. Политэкономия истории. Василий Галин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ наконец-то ты нашла себе подходящее дело! Теперь я, конечно, буду спокоен, и не буду мучиться, по крайней мере, о внутренних делах»[203]. О характере самой императрицы говорила ее реакция на ультиматум министров: «Я не терплю министров, которые пытаются отговорить его (Николая II) от исполнения своего долга. Положение требует твердости. Царь, к сожалению, слаб, но я сильна и буду такой и впредь»[204].

      Со времени переезда Государя в Ставку, Александра Федоровна, по словам В. Брянского, «неофициально стала регентшей, и Министры были принуждены, – независимо от докладов в Ставке, ездить к ней с очередными докладами, а ее повеления сделались почти равнозначащими Царским распоряжениям. Все близко знавшие Государыню, как преданные ей, так и не любившие ее люди, единогласно утверждают, что она поражала всякого входившего с ней в общение, своим обширным, мужского склада, умом и разносторонними знаниями в делах Государственного управления…», однако при этом «Государыня была окружена весьма темными личностями, которые старались использовать ее власть для своих личных, в большинстве случаев низких, целей»[205].

      Целый ряд высших лиц обращались к Николаю II с предостережением об опасности вмешательства Александры Федоровны в управление государством. «Так дальше управлять Россией немыслимо…, – писал императору, вл. кн. Николай Михайлович, – огради себя от постоянных, систематических вмешательств этих нашептываний через любимую супругу. Если бы тебе удалось устранить это постоянное вторгательство во все дела темных сил, сразу началось бы возрождение России и вернулось бы утраченное тобою доверие громадного большинства твоих подданных… Ты находишься накануне эры новых волнений, скажу больше новых покушений»[206].

      С подобными предостережениями выступали нач. Генерального штаба Алексеев, ген. Гурко, протопресвитер Шавельский, Пуришкевич, Родзянко, вл. кн. Александр Михайловичи и сама вдовствующая императрица и многие другие, «но, – как отмечал ген. Деникин, – никакие представления не действовали»[207].

      «После отъезда царя в ставку столица со всею своею политическою жизнью очутилась в каком-то нелепом, как бы нелегальном положении. Решение государя сильно отозвалось на внутреннем управлении страною, – вспоминал начальник канцелярии Министерства императорского двора ген. А. Мосолов, – Не было настоящего кабинета, а был лишь Совет министров. Председатель его, престарелый Горемыкин, никак не мог достигнуть единомыслия со своими министрами, и результатом этого было полное отсутствие единства в управлении. Работа шла, но ею не руководили»[208].

      «До тех пор пока Государь жил в Петербурге, он еще являлся тем фокусом, в котором государственная власть как-то централизовалась», – подтверждал плк. Р. Раупах, но когда он «уехал в Ставку…, тогда государственная власть распылилась и стала походить на сошедший с рельс, и нелепо метавшийся из стороны в сторону железнодорожный вагон»СКАЧАТЬ