Южный ожог. Александр Тамоников

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ прочих – национальная забава у них такая… И вы еще не знаете, что тут с евреями происходило…

      Шубин слушал не перебивая. Харькову досталось. Ленинградцам в блокаду тоже выпала несладкая жизнь, но в их город хотя бы немцы не заходили. В декабре 41-го всех евреев по велению коменданта обязали переселиться в район ХТЗ. В те самые бараки для временного проживания, куда Коваленко вел Шубина. Там и устроили еврейское гетто. Каждый день из него вывозили несколько сотен евреев и доставляли на расстрел в Дробицкий Яр. Уже через несколько месяцев в гетто никого не осталось, и оно прекратило существование. Но расстрелы в Дробицком Яру продолжались – убивали военнопленных, недовольных властью, психических больных. Сколько тысяч там сгинуло, никто не считал. И упомянутый яр не единственное место, где уничтожали людей. Много было мест: Лесопарк, Холодногорская тюрьма, Салтовский поселок, где уничтожали пациентов клиники «Сабурова дача»[1], гостиница «Интернационал» в самом Харькове. А вдоль улиц Сумской и Благовещенской не осталось фонарного столба, на котором бы не висел человек…

      – Жрать было тупо нечего, товарищ капитан. Немцев эта тема не заботила. Городские власти тоже. Поставки продовольствия почти не осуществлялись – только властям и их прихлебателям. У меня отец похудел на тридцать кило, мама тоже еле ходит. Ели кормовую свеклу, шелуху картофеля. Казеиновый клей употребляли, он чем-то похож на свернувшееся молоко. Домашних животных съели по всему городу – вы видели хоть одну собаку? Говорят, на рынке продавали человеческое мясо, хотя за это даже немцы наказывали. Люди опухали, с трудом ходили. В Ленинграде видел, как люди впрягаются в санки и везут своих умерших родных и близких. И в Харькове та же картина, а это город с миллионным населением! Сил не было похоронить, да и земля мерзлая, вот и оставляли тела в парках и скверах. А если кто-то на окраине жил, то в окрестных лесах. Когда-нибудь подсчитают, сколько людей погибло, а сейчас даже представить страшно…

      – Твои-то как перебивались?

      – Смекалкой, – усмехнулся лейтенант. – В Харькове рынки работали, их тут много: Благовещенский, Конный, Рыбный, Сумской… Как началась оккупация, деньги вообще не принимали, только натуру. Всю мою детскую одежду на продукты обменяли. У родителей странность была: ничего не выбрасывали, аж с моего младенчества, все в кладовке хранили. Помню, ссорился с ними: на хрена вы это барахло держите? Отец на днях пошутил: теперь понимаешь, на хрена? Свою одежду сбывали – а у мамы были красивые платья, да и шуба ничего такая. Часть мебели продали, всякие лампы, торшеры, подсвечники, ювелирные побрякушки. Не зажиточные они, но кое-что скопили за долгую жизнь… Потом деньги вернулись в оборот – распечатали кубышку. Цены взлетели. Килограмм ржаного хлеба – двести двадцать рублей. Пшеница – еще выше, картошка – сто. Сахар вообще под тысячу, такие продукты и не покупали. А средняя зарплата шестьсот рублей, как вам это нравится? Немцы даже СКАЧАТЬ