Наследники Дерсу. Геннадий Александрович Исиков

Чтение книги онлайн.

      Автобус тронулся, обогнав тигра. Лесники стали наблюдать за ним в задние окна. Метров через пятьдесят тигр снова вышел на дорогу.

      В тайгу наплывали густые сумерки.

      Весна. Погостив день-другой, она уходит, липким снегом порошит потемневшую от влаги тайгу, долину, стиснутую хребтами гор, посёлок с дымящими трубами. Ждёшь. И вот с первыми лучами солнца стряхнули обмякший снег провода и берёзы. Зазвенели капелью крыши домов, заблестели сопки. Всё мягче, гортанней кричат вороны, тенькают в кронах старых дубов синицы, звонче стучит за речкой дятел. Отзимовали.

      Фёдор Басаргин, голубоглазый молодой мужчина плотного телосложения, вышел на крыльцо, на минуту задержался, привычно окинул взором окрестные сопки. По небу ползли серые тучи, сквозь их рваные края изредка проглядывало солнце, и оттого тени казались всё ещё по-зимнему холодными. Фёдор застегнул пуговицы меховой куртки, сунул руки в карманы и, погромыхивая по ступенькам сапогами, спустился с крыльца.

      Всю неделю, пока он был в командировке, и даже вчера, обнимая обрадованную Татьяну, подкидывая к потолку первенца Витьку, он думал об одном: «Пора пчёлам на волю. Тёплые дни для первого облёта были, а тут как назло: и не выставить пчёл нельзя, опять в рейс уходить, и выставить из омшаника улья – только потревожить пчёл. В пасмурный день они не облетятся, и пропадёт тогда пасека».

      Под навесом снял Фёдор с гвоздя резиновый шланг, дёрнул пристывшую дверь омшаника. Крякнув испуганно, она послушно отворилась. Знакомый, настоявшийся за зиму запах рамок с сушью, мёда и пчёл, зимовавших тут, обдал лицо. Словно доктор, по-хозяйски приложив к уху один конец шланга, второй сунул в верхний леток ближайшего улья, в нём пересохшей листвой шелестели крыльями пчёлы. Прослушав остальные семьи, остался доволен. В прошлом году пришлось вынести из омшаника не один улей с погибшими пчёлами. Нынче, видать, только в одном не хватило меда, в нём тревожно шумели. «Выставить надо, а там и подкормить семейку можно, – шептал, – в обиду не дам и силу набрать помогу».

      Оставляя глубокие оттиски подошв новых кирзовых сапог на песчаном полу, осторожно, чтобы не потревожить лишний раз пчёл, вышел из омшаника, плотно прикрыл дверь. За небольшим окошечком на двери изнутри виднелся градусник: красная нитка спирта дотянулась до плюсовых отметок, к пятерке. Присев под навесом на крышку улья, пахнущего кедровой древесиной, Фёдор повесил на шею шланг, поглядел на аккуратный штабель сработанных им самим за зиму новых ульев, уткнувшихся в крышу навеса, потянулся за «Беломором», спичками, закурил. «Ничего… мы своё не упустим. Будет цвести липа, и медку возьмём, и отводков добавим».

      Пчеловодил Фёдор недавно, два года собирал пасеку, улей к улью, рамку к рамке. По весне добавлял рамок: сей, матка, личинки, плоди пчелиное племя! Столько над ульями простоял, согнувшись, что от одной мысли по широкой спине ломота расходится, а всё одно ещё семейку отвести хочется. Новый улей, крашенный в зелёный, привычный с детства цвет тайги, заселённый новым СКАЧАТЬ