Сказание о Доме Вольфингов. Уильям Моррис

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ ренный для станка, воспроизводимый в наши дни на сотнях вещей – то это почти всегда Уильям Моррис, возродивший в Англии ткачество как искусство. Когда мы заходим в модную кофейню или офис и видим голую кирпичную стену, в безыскусности которой – высшее искусство этого места – перед нами тоже наследие Уильяма Морриса: он первым не оштукатурил свой «красный» дом в Лондоне в 1860 году, и созданная им мода существует уже больше полутора столетий. У Морриса и созданного им движения «Искусства и ремесла» было немало дальних союзников и в нашей стране – прежде всего, это Абрамцевский кружок под покровительством Саввы Мамонтова, действовавший с 1872 года, община Святой Евгении (открытки авторства Ивана Билибина и других ведущих живописцев), усадьба княгини Тенишевой, постановки опер Н. А. Римского-Корсакова – все то, что мы называем «русским модерном». Но это как раз тот случай, когда любых параллелей недостаточно, даже если на первый взгляд они весьма точны.

      Уильям Моррис (1834–1896) был прежде всего политиком нового типа: человеком не клубов, но массовых движений. Успех такого политика определялся не тем, удалось ли подчинить себе энергию масс, но тем, получилось ли создать институты общественного действия, доступные массам. Моррис был не одинок – его младшая сестра, Изабелла Гилмор-Моррис, в 1887 году учредила женское движение диаконисс – полумонашеский орден медицинских сестер и социальных работниц: с учетом этого опыта в России принцесса Евгения Ольденбургская основала уже упомянутую общину святой Евгении (1893), а княгиня Елизавета Федоровна – Марфо-Мариинскую обитель (1909).

      В молодости Моррис, как и другой художник, его друг Эдвард Коли Берн-Джонс, принадлежал к Оксфордскому церковному движению. Они были поздними романтиками, выступавшими за сближение англиканской церкви с католической и православной – как сохранившими настоящую средневековую культуру. Для членов этого движения религиозность состояла прежде всего в переживании Евхаристии как особого действа, как трагедийно-оперного сверхтеатра – именно оксфордцы настояли на том, чтобы в богослужение вернулись пышные одежды, расшитые золотом; все это стало программой художников из Братства Прерафаэлитов и самого Морриса. Они считали идеальным общественное богослужение нарядных людей, с игрой света и цвета, с кадильным дымом и выносом реликвий из алтаря – и хотя преобразовать англиканскую церковь не удалось, некоторые члены движения просто перешли в католичество. Преодоление индивидуализма сделалось главной задачей нового английского искусства.

      Оксфордское церковное движение оказалось предельно демократическим и социалистическим по одной простой причине: епископы, верные существующему порядку, усматривали в священниках-трактарианцах бунтарей и потому отправляли их в самые отдаленные и бедные приходы, в рабочие кварталы, в среду бедняков. Эти священники и стали говорить о настоящем благородстве бедности, о возможности сделать ручной труд настоящим богослужением, о том, что нет постыдных профессий, и даже мусорщик может носить форму в средневековом стиле и являться знатоком изящных искусств. В этом они напоминали наших славянофилов, которые тоже считали, что бедное крестьянство лучше всего понимает «соборность», сотрудничество и быстро освоит новые искусства и технологии – не случайно вождь славянофилов Алексей Хомяков переписывался с главой оксфордцев Уильямом Палмером, кстати, специалистом по русской истории допетровского времени. (Вообще, представители западной неоготики очень интересовались Россией: так, Эжен Виолле-ле-Дюк, французский архитектор, которому мы во многом обязаны шпилями и башенками, воздвигнутыми в XIX веке над средневековыми руинами и позднее переосмысленными в Диснейленде, написал первую систематическую историю русского искусства.)

      Учителем Морриса был оксфордский архитектор Джордж Эдмунд Стрит, который требовал от архитекторов не просто строить здания в средневековом духе, но и расписывать их интерьеры – противники называли эти росписи, подражающие традициям романской и раннеренессансной итальянской архитектуры, «полосатым беконом», но именно так удалось соединить традиции Англии, Италии и античной эпохи, для которой были характерны цветные здания и скульптуры.

      По убеждениям Моррис был социалистом, но своеобразным: он считал, что современный капитализм в погоне за прибылью делает невозможным искусство политики – все политические деятели просто говорят и делают то, что решили за них их партии. Поэтому Моррис не соглашался с Марксом в том, что проблемы капитализма можно разом снять революцией: после нее, говорил он, к власти придут люди, воспитанные партиями и потому не умеющие действовать самостоятельно. Художник выдвинул свою программу справедливого взаимодействия, близкую анархизму, – партий и общественных объединений не должно быть вовсе, зато каждый трудящийся должен получить право голоса, право вносить экономические предложения и быть услышанным.

      Эта программа сразу напоминает об античной «парресии», праве свободно выступать в собрании и вносить любые предложения на общее голосование. Наш великий рисовальщик сотрудничал с дочерью Карла Маркса Элеонорой и ее мужем Эдуардом Эвелингом, но не всегда коллеги понимали его: большая часть соратников Морриса СКАЧАТЬ