Gloria mundi. Юлия Линде

Чтение книги онлайн.

      У нас на курсе тоже есть похожие упражнения на взаимодействие и внимание: один садится в центр круга, остальные повторяют за ним движения, которые он показывает. Или мы повторяем по кругу ритм. Первый хлопает или топает (или то и другое) маленький кусочек, следующий повторяет и присоединяет свой кусочек, третий повторяет первые два и придумывает новенькое и так далее. Потом мы ещё в разном темпе гоняем этот ритм.

      Ребята спустились в зал, а пастор вдруг попросил выйти на сцену меня и рассказать о себе. Ничоси! Впрочем, мне не привыкать. Меня усадили в уютное бежевое кресло и вручили микрофон. Удивительно: никто не тупил в мобильник, не крутился, не смотрел в стену, не булькал минералкой, не шелестел молитвенником и не копался в сумке. Все как один смотрели на меня и благожелательно улыбались. Такой поддержки я ещё никогда не ощущала.

      – Мама заботилась о моей карьере с того момента, как я появилась на свет, – начала я. – Ей казалось, я обречена стать звездой. Она даже имя мне выбрала «Глория» – то есть «слава» по-латыни. Подкачала только фамилия: мама – Тарасова и я – Тарасова соответственно. Родители расстались до моего рождения, но у отца фамилия ещё хуже – Жмодик. Его от позора спасает только солидная должность в «Газпроме», позволяющая нам жить вполне кучеряво. Меня он сроду не видел, но деньги переводит маме на карту третьего числа каждый месяц, чётко в восемнадцать ноль-ноль. Пунктуальнее, чем собес.

      Я оглядела зал. Все слушали с сочувствием. Я знаю приёмчик: зал надо брать предельной искренностью.

      – Карьеру я начала в трёхмесячном возрасте, снявшись в рекламе подгузников «Plumelet». Вы её наверняка помните по дурацкому слогану: «Подгузники «Пламлит» – лёгкие, как пёрышко, надёжные, как мамины руки». Тут прекрасно всё: и сравнение трусов с мамиными руками, и обманчивая лёгкость (особенно в сыром состоянии). Я тогда была младенчески пухлой, наверное, даже тучной. Но всем нравились мои прекрасные ультрамариновые глаза. Потом они почему-то выцвели, покрылись непонятными крапинками и стали обычными голубыми.

      Первые воспоминания у меня связаны с бесконечными переодеваниями, которые я ненавидела: мама решила сделать из меня модель. Я фоткалась для каталога интернет-магазина «Погремушка и компания» и ещё какого-то бабулячьего журнала по вязанию. Никакого восторга от работы моделью я не испытывала: тупое занятие, часами вспышки сверлят глаза, а ты крутишься на жалком пятачке фона, снимаешь и надеваешь горы платьев, туник, комбинезонов, лонгсливов, свитшотов и прочей ереси. Я истерила. Мама и незнакомые тётки засовывали меня в проклятую одежду нон-стоп, заговаривая киндер-сюрпризами и коллекцией мини-бабочек из магазина «Соседи» (там они выдавались за наклейки).

      Однажды мне чудом удалось сбежать, ну или почти сбежать. Как раз с той съёмки вязаных вещей. Мама обычно сидела рядом и всё контролировала, но тут она сорвалась куда-то во время кофе-паузы, и я полезла в окно. Его не закрывали, потому что в студии сломался кондей. Снималась я в центре, в старинном полузаброшенном особнячке, у него окна цокольного этажа (где и арендовали студию) буквально впивались в асфальт. Я просунула голову через решётку, примерилась. Я знала правило: где пролезет СКАЧАТЬ