И тут архитектор, наполненный этим новым восторгом, вдруг понял, что слишком давно он не был таким живым, неделимым и таким искрящимся, и ему захотелось петь прямо во сне, раздавая энергию повсеместно. «Па-ба-ба-баам!» – запел он Бетховена, и сам от своего голоса проснулся. Сколько длился этот сон, минуту или час, неизвестно, но он почувствовал себя отдохнувшим и здоровым.
Он открыл глаза и вдруг понял: «Так что же получается, когда потеряно всё, кроме чести, ничего не потеряно?!»
Он спокойно решил, что, в конце концов, уволиться можно всегда, не теряя самообладания. Это, как и смерть, даётся даром. Когда пробил час, через неделю гений уволился, а исходные коды остались в его голове.
Чистая вода
В центре улицы красовалась длинная аллея кожистых нежно-розовых олеандров в цвету – поразительная цветочная легкость, хоть они были выше домов, элегантно прижимаясь к тротуару, словно они садовые розы, а не деревья. Велизи настолько зеленый и воздушный, будто ты находишься в каком-то парке, и поблизости море, окутывающее улицы удивительным соленым вперемешку с хвоей ароматом. Наконец-то можно дышать.
Утром захотелось пойти пешком, даже несмотря на проливной дождь. Трамвай долго не появлялся, небо замерло бетонно-хмурым. У них на остановках всегда обозначено время, сколько тебе ждать: минут пять или шесть, умеренно, не более, чтобы выкурить сигарету или побыть с собой ранёхонько – вспомнить какую-нибудь глупость, как ночной сон, что всегда хочет быстрей забыться. В прошлый раз мы были приглашены на «званый» ужин в одной простой, но приличной по местным меркам пиццерии – здесь недалеко на широком перекрестке. Странное сочетание окраинной заурядности с невозможностью отказаться от мысли, ты же в Париже, всё равно в Париже. Поразительные местные порядки, когда начальница настаивала на ужине, задолго заказав столик на один из вечеров нашего приезда, но не выбрала себе в меню ничего, разве что чистой воды. Мы сидели впятером и пили неизменное Бордо. Через некоторое время принесли большие тарелки с горячими салатами, а она вдруг сказала, что муж без нее не сядет ужинать, есть она ничего не будет, и пить тоже, потому что за рулём. Французская притязательность. Выждав еще чуть-чуть, примерно через час извинилась и ушла, шепнув с краю стола, что заплатит за одну бутылку вина. Ужин. Муж. Он её не поймет. Но теперь поймёт, но не поймём мы. Культурная чехарда. Мне это показалось крайне необычным, но коллеги сказали – всё по-французски естественно, то есть в норме и по этикету. «Не парься»: relax.
Я прошла остановку мимо, где стояли двое – один чернокожий, другой чернявый худой, типично французский флегматик, глаза вцепились в асфальт, а в них страх. Они оба сильно СКАЧАТЬ